Тигран Великий - Тигрис Рафаэль

принялся вновь вырываться на волю. Но не тут-то было. Легионеры уже крепко привязали мои руки и теперь принялись обвязывать ноги. Причём сделали очень крепкие двойные узлы – такие, что кровь застыла в конечностях. Под конец, они, пыхтя, подняли крест и опустили в заранее выкопанную яму. У самого основания один из них примостил дощечку с латинскими буквами, на которой я успел прочесть надпись – «враг Рима».

– Может, переломать колени? – спросил один из легионеров у Августа.

Я с ужасом посмотрел на старшего. Тот недовольно поморщился и сказал:

– Не надо. Так он сразу подохнет, а нам надо, чтобы помучился денёк-другой.

Я с облегчением перевёл дух. Август был прав. Я знал, что распятому человеку очень трудно дышать. Он помогает себе, напрягая колени, и если бы мне их сломали, то я бы очень скоро задохнулся.

– И всё-таки, узлами как-то ненадёжно, – опять посетовал легионер, – хотя и привязал я его туго, но всё равно это не гвозди.

– Не беспокойся, – сказал Август, – с этого креста ему некуда деваться, разве что на небеса.

После этой фразы римляне стали по-скотски хохотать, поглядывая на моё беспомощное тело.

– Ну, прощай, царский лекарь, – цинично бросил Август, – не обижайся на нас. Может, ты и славный малый, но кому-то очень мешаешь жить.

Легионеры бросили на меня прощальный взгляд и стали удаляться, прихватив с собой моего мула и одежду.

Я остался висеть обнажённый на огромном кресте рядом с одиноко торчащим деревом. Положение было отчаянным. Ещё совсем недавно я был беспечным путником из Эдессы, а теперь за считанные минуты превратился в распятого преступника.

Вокруг не было ни души. Место это было безлюдным и вероятность того, что кто-нибудь поможет, была ничтожна. К тому же дощечка с римскими буквами могла отпугнуть любого, кто пожелал бы освободить меня. По законам римской империи, снявшему с креста казнённого тоже грозило распятие.

Я хорошо знал, что на кресте человек быстро выбивается из сил и погибает. Сперва он теряет сознание от боли в конечностях, а затем жажда, голод, солнце и ненастье за короткий срок добивают его.

Не прошло и часа, как руки мои стали неметь, а плечи ломать от боли. Старая рана груди дала о себе знать, отчего моё без того тяжёлое дыхание ухудшилось. Я изо всех сил напрягся, чтобы как-нибудь расслабить путы, но это лишь усугубило мои страдания. Верёвки были затянуты двойным узлом, и расслабить их я был не в состоянии. Я принялся раскачивать крест в надежде сломать или свалить его, но и эта попытка потерпела неудачу, ибо крест был сделан из толстого дерева и закопан достаточно глубоко.

Отчаявшись, я расслабился и безвольно повис. Надежды на спасение не было никакой. Я был обречён на медленную мучительную смерть. И тут я невольно вспомнил старика Аспурака и мои кошмарные сны. Стало быть, прав был слепой ассириец, предсказывая мне подобную смерть. Мои злоключения начались крестом с распятой Лией и теперь заканчиваются крестом, но уже со мной. Вот он логический конец короткой авантюрной жизни.

Перед глазами мысленно стали проходить все периоды моей недолгой жизни. Я вспомнил мать и братьев, путешествие в Иерусалим, лекаря Мафусаила, несчастную Лию, Мецна, Меружана, Шанпоча, Грацию, Митридата. Жизнь моя была короткой, но очень богатой на лица и события, и жаль, что так бесславно кончалась.

Сильный раскат грома вывел меня из полузабытья. Я открыл глаза и увидел, что небо заволокло свинцовыми тучами. Молнии кривыми линиями врезались в землю. Крупные капли дождя начали падать, сперва редко, а затем всё чаще и чаще, пока не превратились в неукротимый ливень.

Казалось, небо сильно прогневилось, увидев меня на кресте. Негодуя от подобной несправедливости, оно металось в бессильной ярости, посылая на землю всё новые молнии и содрогаясь раскатами грома. Я поднял глаза кверху, призывая Богов к помощи. Ливень хлестал мне в лицо, но я не чувствовал ни холода, ни усталости.

Молния ударила совсем рядом, озарив на мгновение всё вокруг.

– Ага! Громовержец совсем близко! – воскликнул я, и в следующий миг дерево стоящее рядом загорелось от удара молнии.

– О, Зевс! Я знал, что ты не бросишь меня в беде! – крикнул я восторженно, – молю тебя, срази своими огненными стрелами, только не дай мне погибнуть так прискорбно!

Я знал: если человека сразила молния – значит, он сильно прогневил Зевса, но сейчас для меня это наказание было как нельзя более желанно, нежели гниение заживо на кресте.

Огонь на дереве разбушевался настолько, что даже хлеставший дождь не мог его погасить. Языки пламени взметались ввысь и, к моей радости, уже подбирались к перекладине креста, к тому концу, где была привязана моя правая рука. Я всё сильнее ощущал жар пламени. Без сомнений, это Боги Олимпа протягивали мне руку помощи! Я предпочел бы сгореть заживо, нежели продолжать так беспомощно висеть!

Сырое дерево креста нехотя задымилось. Я, что было мочи, сжал кисть в кулак, подставляя под языки пламени ненавистный узел. Подобравшийся вплотную огонь уже щипал кожу, но я, пренебрегая болью, ждал, когда загорится верёвка. Боль продолжала усиливаться. В ноздри ударил отвратительный запах палёной плоти. Но вместе с моим телом огонь уже подобрался к верёвке. Ну, давай же, проклятый узел, расслабляйся! Я изо всех сил дёрнул правую кисть и, о счастье, моя рука оказалась на свободе! Ага, прав был тот солдат, который считал верёвки ненадёжным средством!

Я согнул руку в локте. Дальше легче – правой рукой я смог развязать левую. С ногами было намного сложнее. От сильного наклона вперёд я мог бы повредить позвоночник и потому обеими руками с двух сторон ухватился за левое плечо креста и подтянулся вверх. Узел на ногах продолжал удерживать ступни, однако я к своей радости почувствовал, что – не то от дождя не то от сильного напряжения – он даёт слабину. Это придало мне дополнительные силы, и я начал извиваться всем телом, отчаянно напрягая одновременно мышцы и ног, и рук. Разорвать узел я, конечно, не мог: уж очень он был надёжно и крепко завязан. Оставалась надежда расслабить его, что я делал долго и интенсивно. Однако, несмотря на мои усилия, это затея не увенчалась успехом. Отчаявшись обрести свободу, я опять безвольно повис. Сильно ныла рана от ожога на правой кисти. Огонь поглотил правое плечо креста и грозился сжечь меня живьём, если я до этого не обрету свободу. Положение опять становилось отчаянным. И вдруг я сообразил поступить иначе. Вместо того, чтобы вытягивать стопы вверх я