Шелковый Путь - Колин Фалконер

В этом плачевном состоянии он представил себе сотню доминиканских монахов, сопровождающих его обратно через эту пустыню ко двору Императора Хубилая, чтобы проповедовать святую веру и привести бесчисленные миллионы в ее лоно. С этим сокровищем они построят сотню церквей. Должно быть, именно это всегда и предназначал Бог.

Если бы только он смог найти дорогу живым.

***

CI

Ферганская долина

С востока появился всадник, измученный, с почерневшими от холода пальцами. Человека привели к Кайду в его ордо и дали чашу вареной баранины и немного горячего рисового вина. После того как он передал свое послание, хан вышел, суровый, и велел немедленно явиться к нему своему старшему сыну и самой любимой дочери.

Кайду сидел на коврике из шелковых ковров за очагом, его взгляд был устремлен на горы, видневшиеся в проеме юрты. Тэкудэя и Хутулун приветствовала жена из второго ордо Кайду, и они заняли свои подобающие места по обе стороны от железного котла. Принесли теплые чаши с кумысом.

— Я только что узнал, — сказал Кайду, — что Хубилай взял под контроль Шелковый путь от Тангутского царства до Бешбалыка. Мой двоюродный брат, Хадан, присягнул ему на верность, и с его помощью он перерезал путь снабжения Ариг-Буги на юг и восток.

— Весь Синий Монгол восстал против Хубилая, — сказал Тэкудэй. — Это может быть лишь временной неудачей.

Кайду нетерпеливо на него посмотрел.

— У Хубилая теперь слишком много друзей среди уйгуров и тангутов. Всего Синего Монгола может уже не хватить.

Тэкудэй замолчал после этого упрека.

— Империя Чингисхана исчезла, — продолжил Кайду, — как я и предсказывал. У Хулагу и всех остальных ханов теперь свои царства. То, за что сейчас сражаются два брата, — это Катай.

— Значит, гонец был от Хубилая? — спросила Хутулун.

Кайду кивнул.

— Его сердечное желание — чтобы я озарил его взор своим присутствием в Шанду следующим летом.

— Ты поедешь?

Он покачал головой.

— Я не преклоню колено перед Хубилаем.

— Значит, мы будем сражаться? — спросил Тэкудэй. — Мы присоединимся к Ариг-Буге?

— Мы должны подумать, что с нами будет, если Хубилай окажется сильнее, — сказала Хутулун.

— Твоя сестра права, — сказал Кайду, и Тэкудэй бросил на нее гневный взгляд. — До Чингисхана люди жили на этих степях без дворца в Каракоруме и без Хана ханов, чтобы в нем сидеть. Татары жили так с начала времен. Если нам теперь придется вернуться к тем дням, то так мы и сделаем.

— Я принял решение. Мы не будем бунтовать, но и не будем сотрудничать с этими могущественными владыками. Мы оставим караванные пути открытыми, но все, кто желает пересечь Крышу Мира, теперь должны платить дань Кайду. Пусть Хубилай помнит, что по крайней мере в Ферганской долине Кайду — хан ханов!

***

CII

Такла-Макан

Вереница верблюдов и лошадей змеилась по дюнам. Сартак шел впереди, пешком, ведя своего верблюда за веревку. Жоссеран следовал за ним. Перед самым рассветом они остановились на отдых. Никто не говорил, но Жоссеран чувствовал ярость татар. Злюка, предсказуемо, сорвался первым. Он швырнул пустой кожаный бурдюк на песок.

— Мы его не найдем! — крикнул он Сартаку. — Этот варвар безумен!

Сартак посмотрел на Жоссерана.

— Я не могу его бросить, — сказал он.

Сартак посмотрел на Злюку и пожал плечами.

Жоссеран подошел к своему верблюду и потянул за носовую веревку, рывком поднимая его на ноги. Он побрел дальше. Татарам ничего не оставалось, как последовать за ним.

И вот они побрели по дюнам, обратно, тем же путем, каким пришли, в поисках одного-единственного пловца в этом великом океане песка.

Он всегда ожидал, что в момент смерти обретет покой, возможно, даже восторг. Но он никогда не представлял, что умрет без отпущения грехов, один в дикой пустыне. Когда над Такла-Маканом взошло солнце, он свернулся калачиком в своей рясе и зарыдал, как младенец, снова и снова повторяя имя Христа.

Темные ангелы уже собрались. Они роились вокруг него, расправив свои ужасные крылья, их крошечные глазки были яркими и жадными. Уильям поднял голову от песка.

— Нет! — крикнул он.

Призраки подступили ближе, готовые утащить его в ад. Он мог представить себе раскаленные клейма в жаровнях, все орудия пыток, приготовленные для него. Бог не милостив к грешникам. Как сказал Христос, не только деяния, совершенные человеком при жизни, но и вожделения его сердца предают его пред очами Божьими.

Даже за пределами Такла-Макана его ждала вечность страданий.

— Прочь от меня! — крикнул Уильям. — Господи, помилуй!

Грифы отлетели назад, всего на несколько шагов, настороженные, но не отступившие. Это были самые большие стервятники, каких он когда-либо видел, каждый ростом с человеческую грудь и с размахом крыльев, пожалуй, в два рода. Они знали, что падаль — их, но не примутся за работу своими клювами, пока их добыча не затихнет.

— Я спасен во Христе! — снова крикнул Уильям и бросил горсть песка в ближайшую птицу. Затем он рухнул ничком, рыдая.

Жоссеран наблюдал за его безнадежными метаниями с тем же чувством жалости и отвращения, какое он испытывал при травле медведей или на публичной казни. Остальные татары собрались позади него в благоговейной и ужасающей тишине. Они не ожидали найти другого варвара, но, похоже, все равно опоздали. Солнце довело его до безумия.

Он уже собирался прекратить поиски, но сразу после рассвета увидел грифов, кружащих в небе. В конце концов, Уильяма спасла стая стервятников.

— Вы не имеете на меня права! — снова крикнул Уильям. Он воздел руки к небу. — Отче Святый, прости мне грехи мои и вознеси меня на руках ангельских на небеса!

Жоссеран сбежал вниз по песку. Стервятники вытянули свои уродливые шеи при его приближении и один за другим вспорхнули, неохотно уступая свою добычу. Но они еще не взмыли в небо. Они ждали на безопасном расстоянии, все еще надеясь на легкую поживу.

— Уильям!

Священник был полуослеплен солнцем, его лицо покрылось волдырями. К губам и векам прилип песок.

— Уильям!

Монах не узнал его и даже не понял, что за существо перед ним. Он рухнул на песок, все еще бредя. Жоссеран попытался поднять его на ноги, но не смог.

Он почувствовал тяжесть рясы священника.

— Что у тебя