Схватка (повести о чекистах) - Юзеф Янушевич Принцев

— Я отвечу, Виктор Борисович, я отвечу вам! Конечно, это слабость, даже недостаток, но эта слабость свойственна людям, которые коллекционируют: желание лично подержать в руках произведение великого мастера. Ну или не самого великого, но просто — хорошую живопись. А Тарновская — тут я должен признаться со всей откровенностью — умела находить такие произведения искусства. На это у нее особый талант. Как охотники говорят — нюх, чутье!..

— Расскажите, при каких обстоятельствах вы познакомились с Александром Баламбесом, — предложил Яковлев, записав показания Клобукова.

— События развивались таким образом, — охотно начал Клобуков. — Приблизительно в феврале восьмидесятого года Тарновская сказала, что, хотя Баламбес является ее женихом, она не доверяет ему. Баламбес все время упрекал ее, что она не умеет покупать хорошие вещи, из-за нее он, дескать, терпит убытки. И потому Тарновская хотела, чтобы я, когда Саша в очередной раз приедет в СССР, представился ему как Татьянин консультант. Верней, как консультант-компаньон.

— Это как понимать?

— Видите ли, самой Татьяне, как невесте, неудобно было предъявлять Баламбесу претензии. А со мной она могла получать не половину, а две трети гипотетической прибыли.

— Прибыль, как показывают материалы дела, далеко не гипотетическая, а самая реальная, — заметил Яковлев. — И вы согласились войти к ним в качестве сообщника?

«Ну да, тебе обязательно надо сделать меня участником банды. А еще лучше — главарем. То-то эффектно будет выглядеть на суде: кандидат наук — главарь банды! Только ничего из этого не получится! Моя главная мысль — что общего между мной и этими подонками?.. Взгляните, товарищи судьи... виноват, граждане судьи, и скажите сами: ничего! Ну а картины — слабость коллекционера. Коллекция — дело благородное, даже для государства полезное... Только так!»

— В качестве сообщника? Ни в коем случае! Почему я согласился с предложением Тарновской? Потому что — кто такой этот Баламбес? В сущности, для меня он никто! Татьяна искала во мне защиту, и я помог ей. Но подчеркиваю: я всегда полагал, что не имею никакого права на их так называемую прибыль от этих дел. Денег в приобретение картин я не вкладывал, продажей не занимался, так что материально я совершенно не был заинтересован ни в чем. Консультировал? Да, иногда консультировал, но не специально. Это получалось, как бы точней выразиться, само собой, походя. Я никогда не придавал этому значения!

«Так-то, миленький!.. Ты думаешь взять меня голыми руками? Не выйдет!..»

— Тем не менее, — возразил Яковлев, — в качестве консультанта или, как вы называете, консультанта-компаньона вы являетесь соучастником группы контрабандистов.

— Ну, нет, это совсем не так! — в свою очередь живо возразил Клобуков. — Да, консультировал, но ведь я был далеко не единственным консультантом у Тарновской. Таких у нее было не единицы — десятки весьма уважаемых людей, искусствоведов. Что ж, все они — соучастники, как вы говорите, банды контрабандистов? Ни в коем случае! А что касается меня, то мое участие в этом деле было минимальным — этот тезис я могу доказать с карандашом в руках: я экономист по образованию.

— Как вы собираетесь это доказать? — заинтересовался следователь.

— Весьма просто: я хорошо знаю, что у Тарновской в руках ежемесячно было в обороте ценностей приблизительно на двадцать-тридцать тысяч рублей. А это требует больших наличных средств. Вы назвали мне картины, которые были переправлены за границу. Дайте мне два-три дня времени, предоставьте возможность, и я составлю вам график движения картин Тарновской, о которых я что-либо знаю. Я укажу всё: когда та или иная картина была приобретена, у кого, приблизительную ее стоимость, как попала за рубеж, была реализована или нет — естественно, что все это в пределах доступной мне информации. Вы увидите, что к большинству контрабандных произведений я не имею никакого касательства. Потому что у Тарновской был постоянный дефицит платежного баланса, а откуда у нее появлялись источники покрытия дефицита, я не знаю, и это главное свидетельство в мою пользу!

Яковлев, помедлив, произнес:

— Что ж, такая возможность вам будет предоставлена...

— Только я попросил бы, если можно, дать мне для этой цели миллиметровку — я привык работать с миллиметровкой.

— Можно и миллиметровку, — снова согласился Яковлев.

— Спасибо за согласие, — вежливо поблагодарил Клобуков. — Вы убедитесь, что я — человек слова!

Из показаний на повторном допросе Владимира Тункеля:

«Мне известно, что Борис Майман был в дружеских отношениях с Клобуковым — впрочем, у Бориса было много знакомых. Мне также известно, что Клобуков взял у Маймана для реставрации картину «Иоанн Предтеча». Картину эту он не возвратил Майману. После убийства Бориса Клобуков отдал его матери за эту картину какую-то сумму денег, но очень небольшую. Об этом мне говорил Александр Белявский, который дружил с Борей».

Из показаний Белявского Александра Александровича, 1942 года рождения, инженера-электрика, временно не работающего:

«Мы были дружны с Борисом Майманом лет десять-двенадцать, нас связывала общая любовь к искусству. В последнее время Борис попал под влияние Клобукова. Мне этот человек не нравился, хотя я признаю, что он был знатоком искусства.

К сожалению, Борис Майман дал себя вовлечь в различные махинации, этому способствовал, я считаю, Клобуков, который познакомил Маймана с осужденным ныне за спекуляцию Сутышкиным Яковом Георгиевичем. Мне говорили, что на следствии Сутышкин дал показания, компрометирующие Маймана. Могло ли это стать причиной убийства Бориса и по чьему наущению это сделано, я затрудняюсь сказать.

Относительно картины «Иоанн Предтеча» могу сказать, что после смерти Бориса Маймана она досталась Клобукову. Так мне сказала Борина мама, которая очень плакала и говорила, что Клобуков обидел ее: не возвратил картину, а лишь заплатил ей всего шестьсот рублей».

На следующем допросе Клобуков передал Виктору Борисовичу Яковлеву свернутую в рулон миллиметровку.

— Предъявляю следствию, — сказал он почти торжественно, — составленную мной ведомость движения картин и других предметов искусства. Из ведомости наглядно видно, что я причастен в качестве консультанта лишь к незначительному количеству из них — всего, я полагаю, на сумму восемь тысяч рублей, не больше.

Развернув рулон и бегло просмотрев его, Виктор Борисович заметил:

— А что же вы не включили в вашу ведомость холсты Ван Гога, Сезанна и Кандинского, которые были найдены во время обыска в вашей квартире в духовке газовой плиты? Ведь эти картины, как вы утверждали тогда, также принадлежали Татьяне