Схватка (повести о чекистах) - Юзеф Янушевич Принцев

— Сельский лабаз. Мыло, крупа, спички...

— Вы хотите сказать, что у вас болезненное влечение к преступлениям?

— Ничего подобного! Просто я позволю себе заметить, что вы совершаете психологическую ошибку.

— Какую же?

— Сергей Иванович, вы обращаетесь к моему разуму, а это малопродуктивно. Вы как бы ломитесь в открытую дверь. Известно, что ни один преступник разумом не одобряет своей деятельности. Спросите его, зачем он бьет людей и ворует, он вам не ответит. Не знает!

— Если не к разуму, то к чему же тогда обращаться?

— Вы следователь, вы психолог...

— Если знаете, то подскажите.

— Вы забыли о бессознательном.

— Хотите сказать, что ударили бессознательно?

— Иного объяснения нет.

— В это бессознательное я не очень верю.

— Извините, вы отстали. Психологи уже знают, что есть бессознательные поступки. А разве юристы не пришли к выводу, что есть и бессознательные преступления? Впрочем, писатели это знали значительно раньше юристов.

— Какие писатели?

— Например, Достоевский. Помните, в «Братьях Карамазовых» Алеша говорит: «Есть минуты, когда люди любят преступления...»

— За всю мою практику бессознательные и безмотивные преступления мне не попадались.

— Странно...

— По-моему, бессознательное — это патология. Но я допускаю подсознательное.

— Бессознательное, подсознательное... Есть ли разница?

— Да. В человеке могут копиться импульсы, как бы минуя его интеллект. Допустим, разум чего-то не принимает. В конце концов накопленное прорывается в поступке. И человек не может объяснить мотивы. Вот вроде бы и бессознательное действие. Но это подсознательное, то есть просто неосознанное.

— Да вы, Сергей Иванович, фрейдист?

— У Фрейда есть и полезное...

— Кажется, наши психологи тоже в нем кое-что нашли.

— Еще работая в прокуратуре, расследовал я однажды преступление семнадцатилетнего парня. Избивал людей с отменной жестокостью, но не грабил. Почему, зачем? Нет мотива. Ничего не понимаю... Парень все эпизоды признает, соглашается с потерпевшими... На очных ставках сидит ягненком. А за что бил — искренне не знает. Неделю с ним говорил так и этак... Как вы думаете, в чем причина?

— Псих.

— Нет, была психиатрическая экспертиза.

— Ну дурак.

— Была экспертиза и психологическая.

— Остается одно — бессознательное преступление.

— Я вдруг заметил, что двое потерпевших похожи друг на друга. Тогда я собрал всех потерпевших вместе, всех пятерых. Похожи, как родственники. Ростом, цветом волос, типом лица, чертами... Как вы это объясните?

— Что-то в духе Шерлока Холмса. Разные там пляшущие человечки...

— Моя задача — выяснить, на кого они похожи.

— На какого-нибудь артиста?

— На его отца.

— На отца?

— Который был пьяницей, дебоширом, истязал сына, издевался над матерью... Когда этот несовершеннолетний бил потерпевших, то представлял отцовское лицо.

— Вы хотите сказать, что моя история тоже как-то обусловлена?

— Совершенно верно.

— Тогда только одним: когда я бил иностранца, то представлял, что бью мировой империализм.

— Тот парнишка, Валерий Семенович, все-таки имел пониженный интеллект и своих мотивов не понял. Но мне трудно допустить, что кандидат наук не может разобраться в собственных помыслах.

— Я могу лишь повторить, что затеял драку по какому-то наитию. Однако вину свою признаю полностью и готов нести наказание.

— Валерий Семенович, к вам есть вопрос, который меня интересует больше всего...

— Пожалуйста.

— Почему вы не переживаете и не волнуетесь?

— Как так не переживаю?

— Кандидат наук — хулиган! Следствие, суд, приговор... Такой стыд! А вы размышляете, рассуждаете, спорите... Будто на симпозиуме.

— Откуда вы знаете, что творится в моей душе?

— Вижу.

— Вы привыкли к людям примитивным, у которых, как говорится, душа нараспашку.

— У всех душа открыта.

— Не понял.

— Душа, как родной язык, — непременно прорвется.

— Потом вы забываете, что я ученый. Попав в необычную ситуацию, я ищу рациональный выход.

— Выход у вас один — говорить правду.

— Разве вы в этом сомневаетесь?

— К сожалению, да.

— Я — научный работник, порядочный человек, несудимый... Какое у вас основание мне не верить?

— Анализ поступка.

— Что за анализ?

— До хулиганства в баре вы вели себя нормально. После хулиганства в дежурной комнате вы были даже вежливы.

— Естественно, хулиганство — это безумная вспышка.

— Вы спокойно вышли на середину вестибюля, осмотрелись и только потом начали бить человека и стекла.

— Не понимаю, что вы хотите сказать?

— Делали все с броской театральностью, то есть было очевидно, что вас тут же поймают...

— Надеялся убежать.

— Вы же настаиваете на внезапности и бессознательности... Оказывается, загодя думали о бегстве?

— Вернее, подумал уже потом.

— Задержавший вас гражданин утверждает, что вы не бежали, а семенили...

— От страха. Я же не рецидивист.

— Все, вместе взятое, наводит на мысль, что вам хотелось быть пойманным.

— Сергей Иванович, вы рассказали про несовершеннолетнего... Вы говорили про подсознательное... Может, и во мне накопилось такое, что мне самому никогда не понять, а вам никогда не расследовать?

— Давайте поищем.

— Где?

— В вашей жизни.

— Ну если вам нечего делать...

— Закон обязывает найти мотивы преступления.

— Все доказано, я признался...

— Вы меня торопите со следствием?

— Ради бога! Копайтесь, ищите, изучайте — я буду только рад.

— Допрос прерывается на обеденный перерыв. Прочтите протокол и, если все записано правильно, подпишите. Звукозапись окончена, сейчас я воспроизведу фонограмму...

2

— Допрос гражданина Снегурского Валерия Семеновича продолжен. Показания записываются на магнитофонную ленту... Не хотите ли объяснить мотив совершенного вами преступления, Валерий Семенович?

— Опять этот проклятый мотив...

— У вас было время подумать, могло появиться желание сказать правду.

— Дореволюционные ученые делили вашего брата на следователя-художника, следователя-инквизитора, следователя-сыщика, следователя-формалиста и следователя-судью. И вот я решал, к какому типу отнести вас.

— И к какому же?

— Вы следователь-художник, поскольку у вас развита фантазия. Я имею в виду ваши слова о том, что якобы мне хотелось быть пойманным. О правде, которую якобы я не говорю...

— Вы не ответили на мой вопрос... Можете ли объяснить мотивы своего преступления?

— Сергей Иванович, по закону бремя доказательств вины лежит не на обвиняемом, то есть не на мне, а на следователе, то есть на вас. Мотив, если не ошибаюсь, входит в понятие вины.

— Откуда такие познания в уголовном процессе?

— Я уже говорил, что люблю