Дикая природа - Эбби Джини

Табличка в окне мелькнувшей цветочной лавки напомнила о том, что грядет День матери. Меня охватило привычное чувство неловкости. В школе мы делали открытки, украшая их блестками и забавными картинками. Свою я собиралась выбросить, как только мисс Уотсон отвернется.

Мама покинула этот мир через час после моего рождения. А ведь беды ничто не предвещало. Беременность протекала благополучно, схватки и роды прошли нормально. Отец держал меня – липкий орущий комочек – на руках, а акушерка, склонившись над мамой, ощупывала ее живот. Вдруг из мамы хлынул фонтан крови, и через несколько минут она скончалась. Геморрагический шок. У мамы была редкая группа крови, и в больнице ее оказалось недостаточно для переливания. На первых фотографиях со мной – помертвевший от ужаса папа, Джейн с опухшими от слез глазами, Такер с пепельно-бледным лицом.

Дарлин, не будучи особо деликатной, периодически излагала мне подробности маминой смерти, и всегда невозмутимым тоном.

По моей просьбе. Вероятно, я надеялась, что в очередной раз сестра поведает эту историю как-то по-другому, и выяснится, что это вовсе не я невольно стала причиной маминой смерти. Похоже, Дарлин это понимала. Ее голос немного смягчался, и в завершение рассказа она всегда говорила: «И в том, что случилось, твоей вины нет».

Вообще, о маме я знала очень мало. По сути, только обстоятельства ее смерти. Это были конкретные факты. Я задавала четкий вопрос и получала четкий ответ. Менее определенные детали и особенности маминой жизни трудно было облечь в слова. Судя по фотографиям, она была полноватой, в одежде предпочитала неяркие цвета. Дарлин унаследовала ее брови, Такер – рот. Что до фигуры, можно ожидать, что Джейн, имеющая крепкое телосложение, обретет примерно такие же формы, когда станет взрослой.

А вот что от мамы досталось мне – это я затрудняюсь сказать.

Мне было известно, что наша семья начала приобретать домашний скот именно по маминой инициативе. Когда Дарлин была маленькая, мама купила у кого-то клетку для домашней птицы и стайку жизнерадостных кур с оперением пыльного цвета, из-под которых по утрам она собирала теплые коричневые яйца. Когда мама была беременна Такером, она наняла соседского парня построить загон для коровы, которую решила купить. Потом в загоне появилась вторая корова, потом еще две, а потом собралось целое стадо симпатичных коров. Каждые несколько лет живности у нас прибавлялось. Загоны строились бессистемно, имели разные формы и разные ограждения, отчего на ферме царил этакий уютный беспорядок. Вскоре после рождения Джейн мама спасла упитанного жеребца серой масти, которого коннозаводчик собирался продать на скотобойню. Она дала жеребцу кличку Моджо, каждый день приходила к нему и показывала Дарлин и Такеру, как чистить шерсть и копыта.

Вышло так, что этот жеребец пережил маму. После ее смерти Моджо очень печалился и оправился от горя только тогда, когда папа привел ему кобылу.

Мы с Дарлин высадили Джейн у футбольного поля, дождались, когда она вольется в группу девчонок в такой же форме, как у нее. Затем зашли в аптеку, а после остановились у библиотеки. Наконец сестра въехала на стоянку супермаркета, припарковала пикап на обычном месте и немного посидела молча, склонив голову. Я ее не дергала. Ждала. Вскоре она вздохнула и выбралась из машины. Я накинула на плечи рюкзак и поплелась за ней.

За два с половиной года Дарлин сделала неплохую карьеру в супермаркете. Недавно ее назначили заместителем директора и немного увеличили ей зарплату. Выше она подняться не могла: директором был сын владельца супермаркета, имевший свой кабинет с письменным столом, хотя магазином в основном управляла Дарлин. Она наизусть знала коды всех товаров и могла выполнить любую работу в торговом зале: подмести пол, закрепить ценники на полках, разложить покупки в пакеты. Сегодня ей поручили провести инвентаризацию на складе, а я должна была ее ждать. У меня с собой была стопка библиотечных книг в хрустящих пластиковых обложках. Сев у стены, я стала читать про динозавров под трескотню кассового аппарата.

В конце смены Дарлин подозвала меня к столу в глубине магазина. По договоренности с шефом она имела право брать себе любые продукты из тех, что шли на выброс. Мы стали перебирать пакеты с молоком и консервы с истекшим сроком годности, фрукты и овощи нетоварного вида. Были еще червивые яблоки, проросший картофель, попалась упаковка с частично разбитыми яйцами. Всего набралось несколько пакетов. Мой рацион питания в основном состоял из продуктов, которые другие выбрасывают на помойку.

Когда мы шли к пикапу, нас остановил, опираясь на трость, мистер Картер, пожилой мужчина с копной вьющихся седых волос; кудри его, казалось, жили сами по себе: обвивались вокруг черепа, словно щупальца актинии. Конечно же, я все знала о мистере Картере. Мерси – городок небольшой, здесь все всё знают обо всех. Мистер Картер заведовал аптекой, пока не вышел на пенсию несколько лет назад.

– Дарлин Макклауд! – воскликнул он. – Неужели это ты?! Надо же, как выросла.

Сдержанно улыбнувшись, Дарлин позволила старику приобнять себя, но пакеты с провизией на землю не поставила – видимо, не хотела обнимать его в ответ. Дарлин не любит, когда к ней прикасаются.

– Как поживаете, сэр? – спросила она, поспешно отступая.

– Не жалуюсь. А это у нас кто? – Мистер Картер скосил взгляд на меня, потом в притворном изумлении попятился, схватившись за сердце. – Неужели малышка Кора? В прошлый раз, когда я тебя видел, ты под стол пешком ходила!

– Да, – смущенно проронила я.

– Как же ты на маму свою похожа, – добавил он. – Я ведь хорошо ее помню. Как жаль, что ее нет с нами! У тебя кудрявые волосы, как у нее, правда?

– Да, сэр, – прошептала я.

Мистер Картер резко повернулся к Дарлин и ткнул в нее пальцем. Рот его приоткрылся, обнажая два ряда зубных протезов.

– Я тебя не осуждаю, – сказал он. – Хочу, чтоб ты это знала.

– Что, простите? – отозвалась она.

– Я знаю, что говорят люди, – продолжил он. – Но ты поступила так, как должна была поступить. Я считаю, тебе стыдиться нечего.

Дарлин подтолкнула меня к пикапу и, пресекая попытку старика еще раз обнять ее, отступила от него на шаг и помахала ему на прощанье.

– Старый хрыч, – пробурчала сестра, трогая машину с места.

Я прислонилась лбом к стеклу, наблюдая, как за окном мелькают дома, отделанные белой штукатуркой. Яркое солнце обесцвечивало все вокруг до бледно-желтого и кремового оттенков.

Вечер выдался безветренный. Мы валялись на диване, как щенята. В новостях по-прежнему обсуждали взрыв на