Морской царь - Евгений Иванович Таганов

Переговорщики внимательно слушали.

— В сражениях с вашими воинами, я потерял двести ратников. Взамен мне нужны двести ваших преступников, они должны быть со своими харчами, по одной свинье или две козы на человека. Я думаю, эта дань будет вам даже выгодна — ведь всегда найдутся парни с плохими наклонностями, от которых лучше избавиться, чем пытаться их исправить.

— А что ты собираешься с ними делать? — осторожно поинтересовался второй переговорщик.

— Кто-то будет в военном обозе собирать кизяк и сено, кто-то в Дарполе копать землю и заготавливать дрова.

На этом первые переговоры были закончены. Тудэйцы обещали обо всём сообщить князю и старейшинам и просили до конца переговоров ничего не жечь и не уничтожать, на что Дарник легко согласился — перелищ вокруг было и без того предостаточно, самое время заняться земляными и строительными работами.

После ухода переговорщиков воеводы поинтересовались:

— А в чём, князь, будет твоя страшная кара за смерть наших распятых послов?

— Сто дирхемов тому, кто догадается, каким будет это моё наказание.

Озадачил так озадачил! Кому не хочется получить пару увесистых кошелей серебра? До сотни ратников все дни переговоров приходили к княжескому писарю, чтобы закрепить княжеской печатью записки со своими догадками о мести Князьтархана.

На следующих переговорах речь зашла об уже взятых в плен тудэйцах. Тут князь тоже был готов с ответом:

— По сорок дирхемов выкупа за каждую женщину и по двадцать за каждого юнца. Можете послать своих послов в Дарполь, они увидят, что тудэйцам там живётся вполне неплохо. И тудэйским купцам будет к кому приезжать в гости. Поэтому можно никого и не выкупать.

В доказательство Рыбья Кровь предъявил переговорщикам двух тудэек, которые уже почти год были замужем за двумя лурами, и которых специально для такого показа привезли вместе с мужьями в Озерцо. Гладкие спокойные лица и нарядные полотняные платья соплеменниц произвели на переговорщиков должное впечатление.

Значительно осмелев, они попытались вести торг. Чтобы сделать им приятное, князь чуть уступил: согласился брать преступников без свиней и коз. И насчёт пленных разрешил выкупать не всех и сразу, как вначале требовал, а поодиночке, но чтобы тудэйские купцы с выкупом непременно приезжали в Дарполь, мол, так и у нас и у вас появится больше доверия друг к другу. Чего он держался твёрдо, так это, чтобы тудэйский князь сам пожаловал подписывать договор в Озерцо и привёл бы туда преступников.

— Будет ли он в безопасности? — был едва ли не самый главный вопрос переговоров. — Может ли князь дать своих заложников?

— Никаких заложников не получите! Ваш князь как придёт в Озерцо целым и невредимым, так и уйдёт оттуда целым и невредимым. В этом моё княжеское слово перед всеми моими воинами. — Дарник широким жестом указал на слушавших переговоры ратников.

После ухода переговорщиков воеводы снова не удержались от лукавого вопроса:

— А в чём же тогда, князь, твоя страшная кара, если их вождь останется жив и цел?

— Продолжайте угадывать. Или никому уже сто дирхемов получить не охота, — продолжал секретничать Дарник, ведь как рекомендовалось в «Искусстве войны» Сунь-Цзы, некоторые решения полководец должен скрывать даже от близких советников.

Пока шли переговоры, из Заслона был привезён ещё один тудэец — тот заложник, которому не удалось ускользнуть с «Милиды» год назад: тихий приятный парень, который уже бойко говорил на дарпольском толмачском наречии.

Перебравшись из Потеповки в Озерцо, князь разместился в воеводском Длинном доме, возле которого по его просьбе огородили высоким плетнём небольшой квадратный дворик, здесь под камышовым навесом Дарник и ночевал. Навес полотняной перегородкой был разделён на две половины: в одной спал князь, в другой Ырас с Дьянгой. Вдовица поправлялась с большим трудом, тудэйская стрела, пробив щёку, раскрошила два зуба и повредила язык так, что её невнятную речь могла понимать лишь Ырас, заботливо ухаживая за раненой, иной раз даже среди ночи покидала княжеское ложе, чтобы сбегать проведать её. Рыбья Кровь и сам заходил к ней, чтобы посидеть рядом и погладить по руке. Дьянга при этом прятала от него своё обезображенное лицо за цветным платком, но как только он вставал уходить, невольно делала движение, словно стараясь его удержать рядом. На третий вечер её движение завершилось лёгким прикосновением к его руке. Дарник вопросительно глянул на Ырас, та понятливо тут же удалилась на «мужскую половину».

Это было самое странное и неловкое соитие в его жизни. Он всегда немного стеснялся какой-либо необузданной страстности, которая совсем скоро превращается в беспомощную телесную опустошённость, поэтому стремился обычно, как следует распалить свой «источник наслаждения», чтобы и его уравнять с собой по конечной любовной утомлённости. А как развернуться с поцелуями и ласками, если целоваться вообще нельзя, а любое движение болезненно отзывается Дьянге в раненое место? И был весьма удивлён, когда и за такую осьмушку от того, что могло бы быть, удостоился от неё счастливых вздохов и сияющих глаз.

Пять переговорных дней, между тем, миновали и в Озерцо прибыла целая флотилия тудэйских стругов, украшенных причудливой резьбой и цветным орнаментом. На берег сошла целая толпа тудэйцев: князь с двумя старейшинами в нарядных балахонах и матерчатых шапках, несколько слуг, с дюжину воинов вооружённых длинными ножами и короткими копьями с крючьями и двести преступников-невольников.

Рыбья Кровь принимал князя со старейшинами в своём шатре, превращённым в широкий навес, дабы дать простор освежающему ветерку.

Высокие гости привезли с собой сундук с дарами: небольшой свёрток парчи, серебряные и бронзовые чаши и кувшины, пять кинжалов с ручками, украшенными драгоценностями, две книги на ромейском языке в роскошных медных обложках, два горшочка: один с перцем, другой с благовониями. В ответ князь отдарил гостей шкатулкой со всеми видами дарпольских монет, связкой мехов и тремя макрийскими мечами, украшенными драгоценными камнями.

Так как своего письменного языка у тудэйцев не было, договор составляли на ромейском языке. Толмач-тудэец перевёл вождям содержание договора, после чего те согласно кивнули и вслед за подписью Дарника поставили свои знаки там, где требовалось.

После этого невольников отвели в подготовленное для них место, а остальные тудэйцы были приглашены к пиршеским столам. Стражников вождей тоже усадили за столы, предварительно забрав их ножи и копья: «Вам будет неудобно во время пира». Позади них прямо на травке сидела ватага специально отобранных княжеских гридей, развлекая друг друга забавными