Схватка (повести о чекистах) - Юзеф Янушевич Принцев

— Как же вы оставили свою женщину, красавицу, с мужчиной в одинокой избушке?

— Директор — порядочный человек.

— Но ваша Марго пробыла с директором больше месяца...

— Любовь. Натуре не прикажешь.

— Никто вас, Валерий Семенович, никуда не вызывал. Все это вы подстроили, чтобы оставить Маргариту Кушаньеву с директором. А говоря проще, одолжили ее директору на месяц.

— Кто это вам сказал? Фантазии.

— Сказал директор, теперь уже бывший. Кстати, договор заключался на три месяца, до осени. Но ваша Маргоша извела его причудами. В том числе этим осьминогом в шоколаде.

— Трепач он. Истинные мужчины о своих отношениях с женщинами не рассказывают.

— Истинные мужчины и женщин не покупают.

— Какая торговля? Что я за Маргошу получил?

— Давайте прикинем. В шахматы директору проигрывали, транзистор починили, красавицу одолжили... И директор ничегошеньки для вас не сделал?

— Даю честное слово, что он только пообещал отдать мне место заведующего лабораторией.

— Место Миновалова, вашего тестя?

— Да.

— Но оно же занято, Миновалову тогда было еще четыре года до пенсии. Да ведь и после шестидесяти мог бы работать...

— У Петра Петровича сердце пошаливало.

— Выходит, надеялись на его смерть?

— А что остается, если старье держится за свои места волчьей хваткой?

— Не любите стариков?

— Это проблема! Их прибывает с каждым годом. И стоят на пути стеной.

— Куда ж им деваться?

— В лучшем случае не мешать ходу молодых.

— А в худшем?

— Сергей Иванович, еще Вейсман пришел к мысли, что биологический тип выживает только в том случае, если будут смертны его отдельные индивиды. Поэтому эволюция придумала и закрепила смерть. Смерть единицы ради коллектива! Кстати, у многих животных это происходит рациональнее. Некоторые бабочки умирают после определенного отрезка времени, лососевые рыбы — после размножения, и осьминоги тоже... А вот человеку эволюция придумала старость. Так что наша нелюбовь к старикам биологически оправдана.

— А социально?

— Тем более.

— Ваша биология обосновывает смерть тела. А дух? Он же хочет жить, невзирая на дряхлое тело.

— Биология не занимается духом.

— Чего только вы не обосновываете биологией... И борьбу со слабыми, и сильную личность, и животную любовь, и сживание со света стариков...

— Объективные законы. Кстати, тот директор, о котором мы говорим, делал так: кому за шестьдесят — увольнял, кому за пятьдесят — понижал в должности.

— Стариков надо жалеть, потому что они наказаны временем.

— Жалеть можно, но если подходить научно, то смерть стариков полезна обществу.

— Чем же?

— Сохраняются пенсионные деньги, освобождаются должности, квартиры...

— Тогда расскажите, как вы сотворили полезное для общества дело.

— Какое?

— Свели в могилу одного старика, Петра Петровича Миновалова, чтобы занять его место.

— Вероятно, вы шутите?

— Он и до шестидесяти не дожил.

— Не дожил из-за больного сердца.

— Этим вы и воспользовались.

— Как прикажете вас понимать?

— Валерий Семенович, вам запомнился первый сердечный приступ у Миновалова?

— Да, летом, от жары.

— Нет, не от жары. К Миновалову пришла незнакомая женщина и попросила устроить в институт ее дочь за тысячу рублей. Петр Петрович опешил. Женщина заявила, что якобы таким образом он пол-института устроил на работу.

— Я тут при чем?

— Миновалов отвел женщину в дирекцию. Она призналась, что ее научил пойти с взяткой к Миновалову случайный попутчик в поезде. С ней поговорили, и на этом инцидент был исчерпан.

— Повторяю, при чем тут я?

— Между прочим, за неделю до этого случая вы ездили в командировку.

— В командировку я ездил раз шесть в году.

— Женщина описала этого попутчика... Среднего роста, упитан, черноволос, полные губы, тонкие усики, глаза темные, самоуверен...

— Глаза у меня карие, и я не самоуверен.

— Миновалов не спал две ночи...

— Карие глаза у меня, карие!

— Случай второй. Миновалов много лет собирал мейсенский фарфор. Коллекция была небольшой, но он дорожил ею чрезвычайно. Кто-то проник в квартиру и перебил все вазы, блюда и статуэтки.

— Что значит — кто-то проник? Проник вор.

— Но этот вор ничего не взял.

— Извините, мне сам Петр Петрович перечислил украденное.

— Золотые часики, стеклянные бусы, ботинки и пятнадцать рублей денег из шкатулки? Странный подбор, не правда ли? А разбитая коллекция стоит тысячи.

— Тогда кто же был в квартире, если не вор?

— Вы.

— У вас есть доказательства?

— Есть. В коллекции был столовый сервиз на шесть персон. Более тридцати предметов. И все цело! Вор колошматил направо-налево, а сервиз берег.

— Ну и что?

— Этот сервиз Петр Петрович обещал подарить к пятилетию вашей свадьбы. Зачем же вам бить практически свою вещь?

— Людмила натрепала...

— Петр Петрович неделю пролежал в постели. Был и еще один случай, добивший Миновалова. Но об этом завтра.

— Нет, почему же? Давайте все до кучи. Прошу допрос продолжить.

— Рабочий день кончился, уже вечер. Без острой необходимости допрашивать в поздние часы запрещено законом. Прочтите протокол... Звукозапись окончена...

7

— Продолжается допрос гражданина Снегурского. Показания записываются на магнитофонную ленту... Здравствуйте.

— Здравствуйте, Сергей Иванович.

— На первых допросах вы сказали, что человек должен освободиться от нелюбимой работы, постылой жены и пустой дружбы. Ну, с работой ясно: защитившись и заняв место умершего Миновалова, от нелюбимой работы вы освободились. Расскажите, как освободились от жены.

— Элементарно — развелся. Но вы хотели убить меня еще каким-то фактом...

— К нему и пойдем. Если не секрет, почему развелись?

— Почему каждая третья семья разводится?

— Ну, причины разные...

— Причина одна. На чем держались в истории семьи? В каком-нибудь матриархате или в рабовладении — на страхе. При феодализме — на зависимости, от мужа не уйти. При капитализме — на деньгах. А у нас?

— На любви, на сочетаемости, на единых интересах...

— А это, извините, химеры, идеализм. Ими людей в семейной упряжке долго не удержишь. Да и вы сами доказывали социальность любви.

— Но не материальность. То, что вы зовете химерами, есть основа, если хотите, по-настоящему свободной любви.

— Вы забыли Маркса. Семья — ячейка экономическая.

— Почему же забыл... Я даже считаю семью ячейкой коммунистической.

— Должность вас обязывает быть семьянином.

— А вы, значит, против семьи принципиально?

— Отчего же?