Схватка (повести о чекистах) - Юзеф Янушевич Принцев

власти над ними? Деньги, говорите? Вы же знаете, в нашем обществе деньги серьезной роли не играют. Квартира и машина у меня есть, дача мне не нужна. На одежду, еду и развлечения зарплаты хватает. Так к чему деньги? Слава, говорите? Я вам расскажу курьез... Луи Пастер, основатель микробиологии, жизнь отдал изучению микробов. Ему поставлен памятник. Так эти самые микробы успешно изъедают мрамор и памятник разрушают. Вот и вся слава.

— Так что же вы хотите?

— Я хочу жить красиво.

— Непонятно...

— А что такое хорошее вино — понятно? Букет! Разложи букет на составные, и вина не будет.

— Значит, красивая жизнь — это букет? Из каких же цветов?

— Из цветов наслаждения. Человек живет ради наслаждений, не так ли?

— Смотря чем наслаждаться.

— Всем, Сергей Иванович! Наукой, женщиной, вином, автомобилем, бифштексом...

— Что же, наслаждение наукой и наслаждение вином с бифштексом ставите в один ряд?

— А почему бы нет?

— Вы же говорили, что наука для вас дороже всего...

— Но я не говорил, что вино с бифштексами мне недороги.

— Вы только что высмеяли власть, славу и деньги, а теперь восхваляете вино с закуской...

— Я отвергаю высокие полеты мысли ради простых наслаждений.

— Разве занятие наукой — простое наслаждение? Раньше вы говорили обратное.

— Высочайшее! Сродни поэзии! Когда я вхожу в лабораторию, вижу приборы, графики, ждущую чистую бумагу...

— Зачем вы носите терку?

— Не понял.

— Терку, говорю, зачем носите в портфеле?

— Какую терку?

— При обыске в кожаном портфеле, с которым вы ходите на работу, обнаружили стопку чистой бумаги финской; детектив на английском языке под названием в переводе, «Ее соблазнительный труп»; две пачки сигарет «Мальборо»; пять лимонов и терка металлическая хозяйственная. Мне понятно назначение всех предметов, кроме терки.

— Нес ее домой.

— Купили? Но она не новая, ржавая...

— Нес терку с работы домой, она у меня постоянно в портфеле.

— Зачем?

— На что вам далась эта терка?

— Терка что — секрет?

— Никакого секрета. Лимоны на ней тру, лимоны.

— А зачем тереть лимоны?

— Заливаем спиртом и получаем что-то вроде лимонного ликера.

— Разумеется, спирт лабораторный?

— Да, бывает экономия.

— Пьете один?

— Зачем же? С сотрудниками, по случаю различных знаменательных дат.

— Может, я и правда не понимаю, как вы говорили, облика современного ученого, но мне не представить, скажем, Менделеева или Эйнштейна с теркой в портфеле.

— А вы можете представить Менделеева или Эйнштейна на картошке? Нас же гоняют на поля каждое лето.

— Чем попивать государственный спирт в лаборатории, лучше копать картошку на поле.

— Не так уж часто мы и пили. А терка всего лишь причуда. У тех же Менделеева и Эйнштейна этих причуд было навалом. Ученые, особенно физики, любят шутить. Даже выходила несколькими изданиями книжка «Физики шутят».

— Их самой остроумной шуткой было изобретение атомной бомбы.

— Что вы сказали?

— Это я так, между прочим. У вас, говорят, человек сгорел на работе? В прямом или в переносном смысле?

— Э, пустяк.

— Вам же выговор объявили...

— Отметили защиту промежуточного отчета. Ну кто-то подкинул идею сварить пунш...

— С помощью той самой терки?

— Нет, она для ликера. А тут натуральный пунш со всеми компонентами. Подожгли его в чаше. Ну и плеснуло на эмэнэса, на младшего научного сотрудника, на грудь. Рубашка синтетическая, загорелась каким-то синим огнем. Разумеется, мы этот факт переживали.

— Как узнала администрация?

— Когда рубашка вспыхнула, эмэнэс испугался, выскочил из кабинета и припустил в туалет. Мы, естественно, за ним.

— Все это в рабочее время?

— В конце дня.

— Представляю картинку. Объятый пламенем ученый бежит по институту, а за ним сотрудники лаборатории... И чем кончилось?

— Мы его залили водой, как головешку.

— Не обгорел?

— Только одно ухо порозовело и как-то завяло. Сергей Иванович, этот случай вы муссируете опять к мысли, что я никудышный руководитель?

— Сперва ответьте мне, что за человек Кир Михайлович Бабурин?

— Большой стаж, светлая голова, хороший работник.

— Какие у вас с ним отношения?

— Нормальные, даже товарищеские.

— Почему он не кандидат наук? Стаж, светлая голова...

— Видите ли, Кир Михайлович идею сгенерировать может, но у него не хватает упорства довести ее до товарного вида.

— Какой у вас с ним был разговор в начале года?

— Помилуйте, у меня с ним разговоры через день.

— Напомню: вы его вызвали к себе в кабинет после общеинститутского собрания.

— Возможно.

— Помните, о чем его спрашивали?

— Разумеется, нет.

— Любит ли он поесть.

— Вряд ли я мог об этом спросить, потому что Бабурин худ и прозрачен, как стеклянная пробирка.

— Потом спросили, любит ли он коньяк.

— Тоже не мог спросить, потому что знаю его как трезвенника.

— Затем спросили, любит ли он женщин.

— Чепуха! Бабурин хром и стар.

— Выяснив, что он не пьет, не ест и не гуляет, вы поинтересовались, на кой черт он живет. На этот вопрос Бабурин ответить не смог. Тогда вы предложили наполнить его жизнь содержанием.

— Это сам Кир Михайлович сказал?

— Конечно.

— Да, предложил наполнить жизнь содержанием, но я каждому подчиненному предлагаю наполнить ее содержанием.

— Что же вы предложили Бабурину?

— Теперь припоминаю... Совместно поработать над статьей.

— Вы предложили освободить его от всякой лабораторной работы, с тем чтобы он сел писать для вас докторскую диссертацию.

— Я требую, чтобы Кир Михайлович сказал мне это в глаза.

— Надеетесь на его испуг?

— Это же шутка была — про баб и про вино.

— А ведь Бабурин пишет диссертацию...

— Статью он пишет, статью!

— Выходит, Валерий Семенович, для вашей красивой жизни нужна была докторская степень? Если бы было время для разговоров, то думаю, что ваша красивая жизнь обернулась бы заурядным престижненьким барахтаньем на материально-должностном уровне.

— Есть люди, которые о красивой жизни не подозревают; есть люди, которые о красивой жизни знают, но жить ею не умеют; а есть люди, которые красивую жизнь знают и жить умеют, но им не дают.

— Последние — это вы, конечно?

— Я ли, другой ли... Неважно.

— Так, рабочий день истек...

— Опять истек? Сергей Иванович, хорошо, что вы блюдете законность, не