Мифология машины. История механизмов, которые нас пугают и очаровывают - Даниэль Штрассберг

Вместе с тем движение подразумевает нечто большее, чем просто перемещение в пространстве. Аристотель называет движением любое развитие, рост, любое изменение. Он выделяет четыре типа естественных изменений: возникновение и уничтожение (genesis и phthora)[158], рост и убыль (auxesis и phthisis)[159], качественное изменение (alloiosis) и движение в собственном смысле (kinesis kata topon)[160]. Поэтому энтелехию можно понять как закон развития по одной из этих траекторий. Например, если деревянное ложе будет зарыто в землю и прорастет, то возникнет, конечно, не ложе, а дерево. Естественное развитие ростка – превратиться, например, в иву, но плотник, который делает кровать, принуждает дерево, и оно сходит со своего пути[161].

Словарь Гемолла дает следующие значения слова mechanè (дорическое machana): 1) «приспособление, инструмент», 2) «машина, особенно военная или театральная» и 3) «средство, прием, находка, хитрость, коварство». В английском языке machination означает «интрига», во французском machiner – «замышлять что-то нехорошее». В 12-й песни «Одиссеи», когда герой просит привязать себя к мачте, чтобы не поддаться искушению сирен, Гомер объясняет, что он не amechanos, то есть не беспомощный, а, напротив, polymechanos – многоопытный, тот, кто может выпутаться из любой, казалось бы, безвыходной ситуации с помощью обмана и хитрости[162].

Таким образом, хитрость и обман даже этимологически связаны с механикой, причем в двух аспектах: с одной стороны, машина превосходит в хитрости природу, навязывая вещам неестественное движение, с другой стороны, механик обманывает зрителя, заставляя его поверить, что движения происходят сами собой, kat auto. Первое служит на благо людей, второе – для развлечения и назидания.

Театральные машины – это в основном автоматы

Классическим местом иллюзии является сцена. Поэтому история развлекательных машин теснее связана с историей театра, чем с историей экономики, и с именем известнейшего конструктора театральных машин в Античности – Герона Александрийского.

Об этом человеке, жившем в I веке, известно лишь, что он преподавал в Александрийском мусейоне, самом значимом учебном заведении и библиотеке своего времени. Возможно, его жизнь не была богата событиями: гигантский объем оставленных им работ позволяет предположить, что большую часть времени он проводил в библиотеке. Его книги охватывают все математические, научные и технические знания своего времени. Однако своей посмертной славой он обязан двум своим сочинениям – «Автоматопоэтике» и «Пневматике». В первой описан передвижной и стационарный автоматический театр, во второй – 75 изобретений для театра.

Театральные машины Механикоса[163] были хорошо известны: среди них духовые органы, механические певчие птицы, вращающиеся сферы, но прежде всего – храмовые ворота, которые открывались сами собой. Для этого таинственного зрелища Герон использовал силу огня. Под одним из жертвенных костров храма находился сосуд, наполовину наполненный водой. Под действием тепла воздух расширялся, и вода по шлангу поступала в следующий сосуд, который становился все тяжелее и тяжелее. Чем ниже опускался этот сосуд, тем шире открывались двери, крепившиеся к нему цепями и роликами. Когда огонь затухал, двери закрывались из-за возникшего отрицательного давления.

Ворота храма были автоматическими.

До сих пор мы использовали понятия «автомат» и «машина» как синонимы: это можно оправдать тем, что в современной литературе они также в значительной степени взаимозаменяемы. Но чтобы избежать путаницы, мы можем теперь провести более точное различие между машинами и автоматами. Разумеется, автомат – это тоже машина, в конце концов, он базируется на пяти простых машинах Архимеда. Однако автомат, в отличие от других архимедовых машин, движется сам по себе, а это значит, что помимо рычагов, винтов и шкивов ему необходим внутренний модуль управления и накопитель энергии, чтобы в течение определенного времени оставаться независимым от окружающей среды. Именно эта временная автономия позволяет ему создавать иллюзии. Вот почему почти все сугубо развлекательные машины являются автоматами.

Понятие автоматического встречается уже у Гомера. Когда богиня Афина Паллада готовится к битве с Аресом и покидает Олимп на своих конях, небесные врата с шумом разверзаются сами (automatai)[164]. Афина не заставляет облака двигаться, при благоприятных обстоятельствах они сами расступаются, открывая путь богине.

Аристотель в «Физике» показывает разницу между случайностью (tyche) и самопроизвольностью (automaton) на любопытных примерах. Человек хочет отдохнуть после долгого похода. Вдруг из окна к его ногам выпадает треножник, на который он может присесть. Человек обретает комфорт благодаря счастливому стечению обстоятельств (automaton). Другой пример: человек А хочет убить человека Б. Черепица, случайно сорвавшаяся с крыши, убивает Б. Падение черепицы соответствует намерению А, который, однако, никак не способствовал этому. Б погибает по несчастливому стечению обстоятельств (automaton)[165]. В первоначальном смысле автомат – это машина, в которой нечто происходит по иным причинам, чем кажется на первый взгляд. В театре автоматы убеждают в том, что нечто происходит само собой, хотя публика знает, что за этим стоит сложный механизм, созданный людьми.

Поэтому, возможно, неслучайно, что автоматический театр, построенный Героном, рассказывает о смертельной хитрости, mechanike: Паламед пал в Троянской войне после предательства Одиссея. Когда возвращавшийся на родину флот Агамемнона проплывал у берегов Эвбеи, Навплий, царь Эвбеи и отец Паламеда, зажег сигнальный огонь на горе Каферее; в итоге эллины сбились с пути и потерпели кораблекрушение. Смерть Паламеда была отомщена[166].

Об иллюзиях и когнитивном диссонансе

Автоматический театр Герона – это хитрость, которая рассказывает о хитрости. Тем не менее эти две хитрости существенно различаются в моральном плане: Навплий замышлял коварный обман, чтобы привести своих врагов к гибели; театр и его машины стремятся создать иллюзию. Иллюзия – это не коварство, это, скорее, обман, о котором знают. Иллюзии могут быть весьма приятными, иначе никто не стал бы платить за представление фокусника. Поэтому иллюзия – это знание, в которое не верят. Жители Магдебурга знали, что маленькая девочка не сильнее 16 лошадей, и все же верили в это; зрители театра в Афинах знали, что боги не летают, и все же верили в это – вероятно, лишь одно мгновение, – потому что видели это своими глазами.

Социальный психолог Леон Фестингер (1919–1989) назвал это несоответствие между восприятием и знанием когнитивным диссонансом. Он понимал его как «существование противоречивых отношений между отдельными элементами в системе знаний»[167]. Пример Фестингера: люди курят, хотя знают, что это вредно. Обычно это вызывает дискомфорт, от которого люди стараются избавиться как можно быстрее. Самым подходящим и одновременно самым распространенным средством является оправдание: «Мой дедушка тоже курил и дожил