Карты смысла. Архитектура верования - Джордан Питерсон

сверяет то, что на самом деле происходит, с тем, что должно произойти. То есть он противопоставляет невыносимое настоящее так, как оно понимается (поскольку оно также является моделью), воображаемому в данный момент идеальному будущему. Он сравнивает истолкованный результат активного поведения с мысленным образом предполагаемых последствий такого поведения. Прошлый опыт – умение и представление результата этого умения, соответствующая ему память – управляет нашими действиями, пока не совершается ошибка. Когда происходит что-то непреднамеренное, когда полученный результат не соответствует желаемому, гиппокамп меняет режим работы и готовится к обновлению хранилища корковой памяти. Контроль поведения переходит от коры головного мозга к лимбической системе – по-видимому, к миндалевидному телу, которое управляет предварительным определением эмоциональной значимости непредсказуемых событий и оказывает мощное влияние на центры управления движениями[112]. Это позволяет активировать структуры, отвечающие за ориентацию, ускорение обработки сигналов органов чувств и исследование.

Высший корковый слой контролирует поведение до тех пор, пока не появится неизвестное – пока не произойдет ошибка в суждении и не откажет память – до тех пор, пока деятельность, которой он управляет, не приведет к несоответствию между желаемым и тем, что происходит на самом деле. В случае такой несостыковки тут же возникают страх и любопытство. Но как можно привязать эти эмоции к тому, что по определению еще не встречалось? Обычно ранее незначимые вещи или ситуации приобретают смысл в результате обучения, то есть вещи ничего не значат, пока их значение не изучено. Но перед лицом неизвестного никакого обучения не происходило – и все же при совершении ошибки появляются сильные эмоции. Получается, что реакции, которые вызывает непредсказуемое, попросту не изучены. То есть художественный роман или неожиданное происшествие заранее заряжены эмоциями. Вещи, конечно, не являются несущественными сами по себе. Они становятся несущественными как следствие (успешного) исследовательского поведения. Однако они имеют смысл, когда встречаются впервые.

По-видимому, именно миндалевидное тело отвечает за (раскрепощенное) порождение изначальной значимости – страха и любопытства. Оно автоматически реагирует на все вещи или ситуации, если ему не запретить. Такой запрет поступает (его функции подавляются), если целенаправленные действия приводят к желаемым (предполагаемым) результатам[113]. Однако когда возникает ошибка и текущие планы и цели, управляемые памятью, оказываются несостоятельными, миндалевидное тело пробуждается от спячки и наделяет непредсказуемое событие смыслом. Все неизвестное одновременно опасно и многообещающе: оно вызывает тревогу, любопытство, волнение и надежду автоматически и до того, как происходит то, что мы обычно рассматриваем как исследование или классификацию (в более узком контексте). Операции миндалевидного тела отвечают за то, чтобы неизвестное по умолчанию вызвало уважение. Миндалевидное тело, по сути, говорит: «Если ты не знаешь, что это означает, тебе, черт возьми, лучше обратить на него внимание». Внимание представляет собой начальную стадию исследовательского поведения, которое активирует миндалевидное тело. Начинается взаимодействие между тревогой[114], побуждающей к осторожности перед лицом чего-то нового (и, возможно, опасного), и надеждой, говорящей, что в незнакомой ситуации есть нечто многообещающее[115]. Исследование, управляемое осторожностью, обогащает память новыми навыками и представлениями, и та блокирует появление изначальных эмоций. На знакомой земле – на исследованной территории – мы не чувствуем страха (и почти не проявляем любопытства).

Желаемый результат поведения (то, что должно быть) обозначен изначально. Если текущая стратегия оказывается провальной, мы приближаемся к непознанному и начинаем его исследовать, не теряя тревожной бдительности. Такая система пристального рассмотрения новой ситуации[116] (и ее абстрактный эквивалент) (1) создает альтернативные последовательности действий, целью которых является разрешение сложившейся дилеммы, (2) помогает переосмыслить желанные цели или (3) заставляет переоценить побудительную значимость текущего состояния. Это означает: 1) что нужно составить новый план достижения желаемой цели; 2) что можно выбрать замещающую цель, выполняющую ту же функцию; или 3) что от данной стратегии поведения стоит отказаться из-за того, что цена ее реализации слишком высока. В последнем случае, возможно, потребуется перестроить само понятие составных частей реальности – по крайней мере, в отношении истории или системы взглядов, используемых в настоящее время. Наиболее опасное положение дел в случае успешного разрешения ситуации схематично представлено на рисунке 9[117].

Рис. 9: Возрождение стабильности из царства хаоса

Исследовательская деятельность обычно достигает кульминации при ограничении, расширении или перестройке навыков поведения. В исключительных обстоятельствах – когда совершается роковая ошибка – начинается революция: история, на основании которой дается эмоциональная оценка и программируется поведение, полностью перекраивается. Такая кардинальная перестройка означает обновление моделируемой реальности прошлого, настоящего и будущего с помощью информации, накапливаемой в ходе исследовательского поведения. Успешное исследование превращает неизвестное в ожидаемое, желаемое и предсказуемое, устанавливает соответствующие правила поведения для следующего контакта с неизвестным (и обозначает ожидаемый результат). При неудавшемся исследование – отступлении или бегстве – объект прочно укореняется в его первоначальной, естественной, вызывающей тревогу категории. Это закладывает основу для принципиально важного осознания: люди не учатся бояться новых явлений или ситуаций и даже не учатся бояться чего-то, что раньше казалось безвредным, когда оно проявляет опасное свойство. Страх – это изначальная позиция, естественный отклик на все, для чего не была разработана и внедрена некая структура приспособления поведения. Страх – это врожденная реакция на все, что не стало предсказуемым вследствие успешного творческого исследовательского поведения, предпринятого в присутствии этого объекта в прошлом. Джозеф Леду писал:

Хорошо известно, что эмоционально нейтральные стимулы могут вызывать шоковую эмоциональную реакцию, если их временно связать с неприятным событием. Обусловленность не создает новых эмоциональных реакций, а просто позволяет неожиданным стимулам служить раздражителями, которые активизируют существующие, часто генетически обусловленные, эмоциональные реакции, характерные для определенного вида. У крыс, например, чистый звук вызывает условную реакцию страха, если раньше его сопровождал удар тока по лапкам: зверьки замирают, у них происходит множество вегетативных изменений, включая повышение кровяного давления и частоты сердечных сокращений[118]. Такие же реакции появляются, когда лабораторные крысы впервые видят кошку, но после повреждения миндалевидного тела они исчезают[119]. Возникает предположение, что эти реакции генетически обусловлены: крыса видит кошку – природного хищника – в первый раз, и ее миндалевидное тело начинает работать. Тот факт, что электрическая стимуляция миндалевидного тела способна вызывать сходные реакции[120], еще раз подтверждает предположение о том, что они буквально впечатаны в сознание[121].

Страх не обусловлен; безопасности нельзя выучиться, наблюдая определенные вещи или ситуации (стимулы), которые являются следствием нарушения явного или неявного изначального предположения. Классическая психология поведения ошибочна, точно так же как ошибочны народные суеверия. Страх не вторичен, не изучен – безопасность же вторична,