Народная история психоанализа - Флоран Габаррон-Гарсия

Терапевтическая деятельность Тоскейеса во время войны

В условиях военных нужд Тоскейес, обеспокоенный жизнью своих пациентов, должен постоянно придумывать что-то новое. В 1936 году на арагонском фронте, в среде антифашистской милиции Рабочей партии марксистского единства (ПОУМ, одним из основателей которой он был) он назначается руководителем психиатрических отделений «на обширном пространстве, включающем в себя и Кастилию, которая сама находится на окраине Толедо, Эстремадуры и Северной Андалусии»[248]. Тоскейесу двадцать четыре года. Материальные обстоятельства заставляют его заниматься амбулаторной практикой за пределами больницы, что в какой-то мере напоминает клинические аванпосты, созданные Райхом в рабочих кварталах. Задача не в том, чтобы изолировать пациента стенами учреждения, что, как известно, ведет к хронизации заболевания. Тоскейес рассказывает: «Что я делал в Арагоне? У меня было не так много больных; я старался не отправлять их на две сотни километров от линии фронтов; я лечил их там, где всё происходило, на расстоянии менее пятнадцати километров, следуя принципу, который может напомнить о принципе секторной политики. Если ты отправляешь человека, страдающего военным неврозом, за сто пятьдесят километров от линии фронта, ты превращаешь его в хроника. Ты можешь лечить его только возле семьи, где и возникли какие-то нарушения»[249].

Главное же, Тоскейес был вынужден «заняться» врачами, придерживаясь клинической и в то же время революционной точки зрения. «Гражданская война означает смену взгляда на мир. В голове у врачей обычно царит эдакая буржуазная стабильность. Это мелкие или крупные буржуа, которые хотят жить самостоятельно и зарабатывать деньги, быть учеными. Но в такой гражданской войне, какая была у нас, врач неизбежно менял свой взгляд на мир; то есть он должен был признать, что пациентов не выбирают и что он не всемогущ. Таким образом, я занимался психотерапией нормальных людей, чтобы не допустить кризиса. Невозможно заниматься психиатрией в секторе или в больнице, если сохраняешь буржуазно-индивидуалистскую идеологию»[250].

Как мы видим, революционный идеал для Тоскейеса воплощается в специфической организации, в которой под вопрос ставится общественное разделение медицинского труда. В тот же период 1936–1938 годов в городах и деревнях Арагона и Каталонии миллионы крестьян и рабочих, поумистов и анархистов, проводят глубокие преобразования в отношениях власти и собственности. Свидетельство Лангер также подтвердило нам, что женщины не отстают и играют решающую роль в этих освободительных движениях. Полностью реорганизуется экономическое производство, деньги в некоторых коммунах попросту упраздняются[251]. В тот же период Тоскейес создает терапевтическое сообщество в Альмодовар-дель-Кампо. В качестве руководителя он организует наем медицинского персонала, но избегает психиатров. Он выступает против специализации и общественного разделения труда, а потому хочет сделать клинику, которой занимается, народной. Задача в том, чтобы включить медицинскую помощь в саму жизнь политического сообщества и организовать ее совместно с членами последнего, учитывая всю их разнородность: «Я выбирал адвокатов, которые боялись войны, но никогда не имели дела с душевнобольными, художников, литераторов, проституток. ⟨…⟩ Некоторые из этих проституток в мгновение ока переквалифицировались в медсестер. Удивительно, не правда ли? И словно благодаря своему практическому опыту общения с мужчинами они знали, что все на самом деле сумасшедшие, даже те мужчины, что ходят по проституткам, и их профессиональное обучение шло очень быстро. За месяц проститутка, адвокат или священник становились людьми совершенно необыкновенными. Таким образом, вся моя деятельность состояла в создании сектора и терапевтических сообществ, то есть это было действие среди местных политиков, среди типов, которые представляли какую-то власть на месте. Вот что такое действие в секторе!»[252]

Модель comarcas

С точки зрения ПОУМ и анархистов, революцию надо делать здесь и сейчас – нельзя ждать «вечерни» или централистской фигуры партии и вождя, наоборот, действовать надо прямо сейчас. Это и есть принцип местных каталонских коммун или comarcas, сельских или городских общин, посредством которых люди реорганизуют повседневную социальную жизнь. Их создание, конечно, согласуется с интернационалистским горизонтом: «Это была война в Испании, не местная гражданская война, но война общего масштаба, нацеленная на захват власти пролетариатом»[253]. И этот горизонт был как нельзя более далек от реакционной догмы, навязанной в этот период Сталиным. Некоторые русские бойцы, отправленные Москвой в Испанию, понимают это и, видя возможности реального коммунизма, отказываются повиноваться своему начальству и присоединяются к сражениям каталоно-испанской коммуны.

Испанская коммунистическая партия (ИКП), подчиняющаяся Сталину, на эти освободительные эксперименты смотрит косо и начинает настоящую контрреволюцию внутри революции. Вскоре она запрещает женщинам носить оружие или пользоваться им, возвращает в армию звания и иерархический церемониал, земли и заводы отдаются обратно их собственникам, если они хоть чем-то заявили о своей антифранкистской позиции. Сельские коллективы уничтожаются, и при поддержке республиканской армии ИКП переходит к уничтожению анархистов и поумистов. Тоскейес рассказывает об этом так: «Женералитет Каталонии, по сути, утратил всякую реальную власть в ведении войны и в политической жизни Каталонии, когда центральная власть, в большей или меньшей мере вооруженная и вдохновленная Испанской коммунистической партией, начала в Барселоне теснить мощное рабочее движение, исходно анархистское, а также давно укоренившееся в среде каталонского пролетариата движение, связанное с Рабочей партией марксистского единства, которую тогда часто называли троцкистской, в духе сталинской эпохи»[254]. В конечном счете испанское правительство Хуана Негрина, которое ставит во главу угла восстановление хороших отношений с Францией и Англией, распускает интернациональные бригады. С точки зрения Тоскейеса, это решение – похоронный набат по пролетарской революции, которую предали ради войны народов: «Интернациональные бригады, особенно действующие на мадридском фронте, покинули поле боя и были в декабре 1938 года распущены, прямо во время битвы на Эбро, у южных ворот Каталонии. Теперь же, когда пролетариат был таким образом отстранен от исторического движения, всё было готово для большой войны государств, которая, если говорить о Франции, началась в сентябре 1939 года. Продолжение вам известно»[255].

От Сет-Фона до Сент-Альбана

В феврале 1939 года начинается Ретирада, отступление, а потом и исход. 7 февраля Эрман, журналист из Populaire, отмечает: «Никто из тех, кто был сегодня в Пертусе, не сможет забыть этого поразительного зрелища: целый народ, который предпочел изгнание рабству, молча и без спешки пускается в путь с первыми лучами солнца»[256]. С точки зрения историка Женевьевы Дрейфус-Арман, это «самый внушительный исход из всех, когда-либо случавшихся на французской границе»[257]. В марте Мадрид капитулирует, что для испанской республики становится смертным приговором. Тоскейес перемещается во Францию благодаря связям своей супруги. Он интернирован в Сет-Фон, один из многочисленных концентрационных лагерей, наспех созданных французским правительством, чтобы изолировать четыреста пятьдесят тысяч испанских беженцев.