Академия боли - Эдуард Сероусов

программирования. Она использует гипнотические техники, якорение, различные формы нейролингвистического воздействия. Цель – постепенно разрушить прежнюю идентичность и создать новую, более соответствующую требованиям системы.

Дэниел почувствовал, как внутри нарастает гнев.

– Она… ломает моего сына?

– "Трансформирует" – так они это называют, – горько ответила Софи. – Но да, по сути, она методично разрушает его самосознание, его систему ценностей, его эмоциональные связи. И строит новые – те, которые хочет видеть академия.

– Как она это делает? Конкретно?

– Начинает с безобидного – релаксационных техник, медитаций для "улучшения концентрации". Затем вводит лёгкие гипнотические состояния, во время которых проводит "диалоги с подсознанием". Постепенно эти диалоги становятся всё более направленными, начинают фокусироваться на "ограничивающих убеждениях", "эмоциональных блоках", "неадаптивных привязанностях", – Софи загибала пальцы, перечисляя этапы. – Человек в изменённом состоянии сознания становится более внушаемым, более открытым для переопределения базовых концепций. Особенно, если эти внушения преподносятся как его собственные "глубинные осознания".

– И Итан не замечает этого воздействия?

– Замечает изменения, но не их причину, – объяснила Софи. – Ему кажется, что он действительно "развивается", "избавляется от ограничений", "обретает ясность". Это создаёт положительное подкрепление – человек сам начинает стремиться к продолжению процесса, который на самом деле разрушает его личность.

Дэниел вспомнил энтузиазм Итана относительно специальных занятий, его возросшую отчуждённость, изменения в речи и поведении.

– Есть ещё что-то, – продолжила Софи после короткой паузы. – Я почти уверена, что они используют с ним фармакологическую поддержку.

– Наркотики? – Дэниел почувствовал, как его сердце ускоряет ритм от новой волны беспокойства.

– Не совсем в обычном понимании. Скорее, комплекс препаратов, усиливающих внушаемость и ослабляющих критическое мышление. Небольшие дозы, ничего, что вызвало бы явные изменения в поведении или подозрения. Но достаточно, чтобы сделать психику более… пластичной.

– Вы уверены?

– Я видела признаки – расширенные зрачки после сеансов с Вейл, характерная сухость губ, лёгкая дезориентация, которая быстро проходит. И… особый взгляд, который бывает после этих сессий. Пустой и одновременно интенсивный, – она слегка поёжилась. – Я видела это у других. Видела в зеркале, когда проходила через тот же процесс.

Дэниел почувствовал волну тошноты. Мысль о том, что его сына накачивают какими-то веществами без его ведома, была почти невыносимой.

– Как далеко зашёл процесс с Итаном?

– Достаточно далеко, чтобы вызывать беспокойство, но не настолько, чтобы считать его потерянным, – ответила Софи. – У него всё ещё есть моменты… сомнений. Иногда, когда он не думает, что за ним наблюдают, я вижу проблески прежней личности – более мягкой, более эмоциональной, менее расчётливой.

– Что я могу сделать? – спросил Дэниел, чувствуя странную смесь отчаяния и решимости.

– Поговорить с ним открыто, – сказала Софи. – Объяснить, что происходит. Предоставить доказательства. То, что вы нашли в архивах, – она заметила его удивлённый взгляд и слабо улыбнулась. – Да, я знаю о вашей ночной экспедиции с Мартином. У нас есть свои источники информации.

– Думаете, Итан поверит? Послушает меня?

– Это риск, – признала Софи. – В текущем состоянии он может отвергнуть информацию, особенно если она противоречит нарративу, который формирует Вейл. Но альтернатива – потерять его полностью.

Она достала из кармана маленькую бумажную коробочку и протянула Дэниелу.

– Это может помочь. Комплекс нейропротекторов и стабилизаторов когнитивных функций. Противодействует эффектам препаратов, которые они, вероятно, используют. Если Итан примет это перед следующей сессией с Вейл, его критическое мышление будет менее подавлено.

Дэниел взял коробочку, в которой обнаружил блистер с маленькими белыми таблетками.

– Откуда у вас это?

– У нашей группы есть доступ к определённым ресурсам, – уклончиво ответила Софи. – Это безопасно. Я сама принимаю их перед любыми сеансами с психологами академии.

– Почему вы рискуете, помогая нам? – спросил Дэниел, пристально глядя на неё. – Это опасно для вас.

Софи долго смотрела на воду, стекающую по камням.

– Когда я только попала сюда, я была похожа на Итана – амбициозная, впечатлительная, с психологическими уязвимостями после… сложного детства, – она сделала паузу. – Я так стремилась к признанию, к принадлежности к чему-то значимому, что почти не заметила, как меня перекраивают. К тому времени, когда профессор Миллер вмешался, я уже потеряла большую часть себя.

Она повернулась к Дэниелу, и он увидел в её глазах боль и решимость.

– Он спас меня. Рискуя всем. И перед тем, как… исчезнуть, он взял с меня обещание. Помогать другим. Не позволять системе забирать ещё больше молодых умов и душ. Вот почему я здесь. Вот почему я всё ещё играю эту роль, хотя могла бы давно уйти.

Что-то в её истории, в интенсивности её взгляда убедило Дэниела в её искренности. Но годы изучения психологии научили его также видеть скрытые мотивы, невысказанные истины.

– Есть что-то ещё, не так ли? – тихо спросил он. – Что-то личное в вашем интересе к Итану.

Софи опустила глаза, затем кивнула.

– Он… напоминает мне кое-кого. Моего младшего брата. Ту же чувствительность, ту же потребность в принятии, тот же исключительный дар понимания других, – её голос стал тише. – Мой брат тоже попал в Академию Блэквуд. За год до меня. Я думала, это шанс для нас обоих – вырваться из… нашей ситуации, получить образование, добиться чего-то.

Она сделала паузу, и Дэниел увидел, как она сжимает кулаки так сильно, что костяшки белеют.

– Он был одним из первых, кто прошёл полный "Протокол Лазаря". Идеальный кандидат, как они говорили. Блестящие результаты, исключительный потенциал. Я была так горда, когда он получил специальное назначение сразу после выпуска – личный помощник высокопоставленного чиновника в Вашингтоне.

– Что случилось? – тихо спросил Дэниел, уже предчувствуя ответ.

– Через полгода он покончил с собой, – ответила Софи безжизненным голосом. – Без предупреждения, без записки. Идеальный выпускник, который, как они утверждали, был полностью "трансформирован", стабилен и подготовлен. Просто… шагнул с крыши тридцатиэтажного здания.

Она подняла глаза на Дэниела.

– Они сказали, что это был несчастный случай. Потом – что у него был недиагностированный психоз. Потом – что он принимал наркотики. Все – ложь. Я знала своего брата… или того, кем он был до академии. Он никогда не прикасался к наркотикам, никогда не проявлял признаков психического расстройства.

– Вы думаете, что протокол…

– Сломал что-то фундаментальное внутри него, – закончила Софи. – Что-то, что не могло быть восстановлено. Я видела его за неделю до… этого. Он выглядел идеально – уверенный, собранный, успешный. Но его глаза… в них ничего не было. Никакой искры, никакой жизни. Просто… пустота.

Дэниел не знал, что сказать. Он подумал о своей собственной потере – о Ребекке и её прыжке. О том, насколько эта история перекликалась с его собственной.

– Поэтому когда я увидела Итана, – продолжила Софи, – когда заметила, как Монро и Вейл проявляют к нему