Карты смысла. Архитектура верования - Джордан Питерсон

среди общающихся людей с минимальными затратами времени и сил, а также просто и точно сохранять их в неприкосновенности для будущих поколений. Повествовательное описание архетипических моделей поведения и схем представления, то есть миф, является важнейшей предпосылкой построения общества и последующего управления предположениями, действиями и желаниями личности, обусловленными культурной средой.

Только после того как поведенческая (упорядоченная) мудрость представлена в событийной памяти и изображена в драме и повествовании, ее можно облечь в сознательную словесную форму (прецедурное знание не изобразительно в своем основном виде) или при необходимости изменить в отвлеченном смысле. Информация о знании того, как, накапливаемая в ходе исследовательской деятельности, может, тем не менее, передаваться от человека к человеку в обществе посредством подражания. Пиаже указывает, например, что дети сначала совершают действия с объектами, чтобы определить их свойства, а затем почти сразу подражают сами себе, превращая изначально спонтанное поведение в нечто, подлежащее изображению и обязательному повторению[180]. То же самое происходит при общении взрослых: действие одного быстро копируется другими, превращается в привычку, а затем обобщается и далее упорядочивается. Таким образом, некий общий алгоритм, когда поведение человека подхватывается и изменяется окружающими, может возникнуть и при отсутствии осознания его структуры. Однако как только социальный ритуал установлен, он может быть быстро описан и систематизирован – при условии достаточной способности к познанию и зрелости. Этот же процесс происходит во время спонтанного возникновения (а затем систематизации) детских игр[181]. Именно создание таких игр – и их совершенствование через повторяющееся общение – является основой для построения самой культуры.

Поведение имитируется, затем обобщается и превращается в игру, стилизуется в драматическое действие, оформляется в историю, кристаллизуется в миф, систематизируется в религию – и только затем критикуется в философии и обрастает запоздалыми рациональными обоснованиями. По словам Ницше, философские рассуждения об основаниях и природе этического поведения, четко сформулированные в понятной форме, не были результатом умственных усилий – их словесное обрамление (явно) вторично.

То, что философы называли «обоснованием морали» и чего они от себя требовали, было, если посмотреть на дело в надлежащем освещении, только ученой формой твердой веры в господствующую мораль, новым средством ее выражения[182].

Ясно сформулированная (нравственная) философия возникает из мифов культуры, основанных на определенном порядке действия, которые становятся все более отвлеченными благодаря ритуалам и наблюдению за ними. Возрастающее абстрагирование позволило системе знания того, что породить в воображении представление «неявных способов» поведения, управляемого системой знания того, как. Накопление такой информации было необходимо, чтобы одновременно уметь точно предсказывать поведение других – и свое собственное – и запрограммировать предсказуемое общественное поведение посредством обмена обобщенной нравственной (упорядоченной) информацией. Ницше продолжает:

Что отдельные философские понятия не представляют собою ничего произвольного, ничего само по себе произрастающего, а вырастают в соотношении и родстве друг с другом; что, несмотря на всю кажущуюся внезапность и произвольность их появления в истории мышления, они все же точно так же принадлежат к известной системе, как все виды фауны в данной части света, – это сказывается напоследок в той уверенности, с которой самые различные философы постоянно заполняют некую краеугольную схему возможных философий. Под незримым ярмом постоянно вновь пробегают они по одному и тому же круговому пути, и, как бы независимо ни чувствовали они себя друг от друга со своей критической или систематической волей, нечто в них самих ведет их, нечто гонит их в определенном порядке друг за другом – прирожденная систематичность и родство понятий.

Их мышление в самом деле является в гораздо меньшей степени открыванием нового, нежели опознаванием, припоминанием старого, – возвращением под родной кров, в далекую стародавнюю общую вотчину души, в которой некогда выросли эти понятия, – в этом отношении философствование есть род атавизма высшего порядка[183].

Декларативная (событийная и словесная) система знания того, что создала описание порядка действий системы знания того, как с помощью сложного, длительного процесса абстрагирования. Действие и подражание действию в процессе развития предшествуют четкому описанию или открытию правил, управляющих действием. Приспособление через игру и драматические образы предшествовало развитию лингвистической мысли и обеспечило почву, из которой она выросла. Каждая стадия развития – действие, подражание, игра, ритуал, драматический образ, повествование, миф, религия, философия, рациональность – предлагает все более абстрактное, обобщенное и детальное изображение поведенческой мудрости, заложенной и сформированной на предыдущей стадии. Введение словесного представления в сферу человеческого поведения позволило продолжать и постоянно расширять процесс познания, возникающий в действии, подражании, игре и драме. Язык превратил драматические образы в мифическое повествование, повествование – в официальную религию, а религию – в критическую философию; при этом умение приспосабливаться росло в геометрической прогрессии. Обратимся еще раз к Ницше:

Мало-помалу для меня выяснилось, чем была до сих пор всякая великая философия: как раз самоисповедью ее творца, чем-то вроде memoires, написанных им помимо воли и незаметно для самого себя; равным образом для меня выяснилось, что нравственные (или безнравственные) цели составляют в каждой философии подлинное жизненное зерно, из которого каждый раз вырастает целое растение[184].

Система упорядоченных действий предусматривает (представляет собой?) память для поведения. Такая память включает в себя подражательное изображение поведения, спонтанно порожденного в ходе творческого действия отдельной личности. Точные обстоятельства его происхождения покрыл туман истории, но со временем они были встроены в соответствующую модель поведения – интегрированы в культурно обусловленный образ. Интеграция означает динамическое равновесие противоречивых личных побуждений в социальной среде. В этом случае субъективное желание, выраженное в поведении, упорядочивается и принимается обществом. Происходит построение иерархии ценностей (доминирования) – определение относительной уместности (нравственности) скопированных или по-другому укоренившихся образцов действия в конкретных обстоятельствах. Это построение неизбежно предшествует событийному или словесному представлению самой его основы, хотя, если такое представление второго порядка будет однажды получено, оно сможет (косвенно) перестраивать сам алгоритм (если что-то вообразить, это можно потом разыграть). Возникает петля, питающая развитие самого ясного «сознания»: порядок действий устанавливается, затем изображается, затем обобщается и изменяется, затем выполняется. Вследствие обобщения и выполненных изменений перестраивается весь алгоритм. Это, в свою очередь, меняет личное представление и так далее, от человека к человеку, из поколения в поколение. Такой процесс может происходить «внешне» как следствие взаимодействия в обществе или «внутренне» как следствие абстрактного исследования, опосредованного словом и образом, (то есть мысли). Интерактивная петля и ее предполагаемая связь с лежащими в основе структурами познания/памяти изображена на рисунке 13 (для упрощения схемы здесь указаны лишь некоторые взаимодействия между стадиями познания).

Поведенческие знания формируются в процессе творческого поиска. Последствия такого исследования – выработанные