Карты смысла. Архитектура верования - Джордан Питерсон

Вот пример хороший истории: я абитуриент и хочу стать врачом. Точно не знаю почему, ведь я никогда не задавался этим вопросом, то есть мое поведение безусловно основывается на этом желании – на неявном предположении. Я хорошо учился в школе и получал высокие оценки на подготовительных курсах. Но я провалил вступительный экзамен в медицинский университет, получив всего двадцать процентилей. Внезапно и неожиданно я понимаю, что больше не стану врачом. Все рухнуло в один миг. Во мне вновь вскипают эмоции, сдерживаемые установленной значимостью, которой текущая история наделила происходящие вокруг события. Я подавлен, разбит и встревожен. Немного оправившись, я переоцениваю свою жизнь. Я дисциплинирован и с удовольствием учусь. Мне нравится университет, нравится работать с людьми. Многие из важных историй верхнего уровня, на которых неявно основывалась история доктора, остаются нетронутыми – их не надо менять. Значит, идем дальше по иерархии – может быть, впервые. Ведь люди не подвергают сомнению историю, когда она работает! Если она дает желаемые результаты, все идет правильно! Почему я хотел стать врачом? Это приносит хорошие деньги. От меня этого ждали (семейная традиция – мой отец был врачом). Это престижно. К тому же я смогу облегчать страдания пациентов и быть хорошим человеком.

Иерархическая организация такова (это требует осмысления или даже является им): (1) я хочу помогать людям; (2) мне нужна некоторая финансовая стабильность; (3) я хотел бы работать в области здравоохранения; (4) возможно, статус не так важен, как я думал (и поэтому он может быть «принесен в жертву», чтобы успокоить разгневанных богов и восстановить космический порядок). Значит, я стану медицинским работником или, может быть, даже медбратом. Я все еще могу стать хорошим человеком, даже если не выучусь на врача, – и, пожалуй, это самое главное. Перестройка завершена. Восстановлена полезность окружающих явлений. Ко мне вновь вернулись эмоциональная целостность и стабильность. Хорошо, что я не покончил с собой!

Рис. 15. Ограниченная революция

В свете этой теории интересно и поучительно рассматривать восточные представления о реальности (то есть о космосе). Реальность состоит из встроенных в нее толкований, которые придают определенную форму объектам (как орудиям) и определяют их значимость. Однако эти толкования на каждом уровне подвергаются трансформации. Постоянная (и необходимая) перестройка в сочетании с наличием по крайней мере преходящей (и необходимой) стабильности составляет сам мир. Мирча Элиаде описывает индийскую версию учения о «вечном возвращении» – бесконечно сложно устроенной циклической природе Вселенной (понимаемой как совокупность опыта, а не как объективная реальность):

Полный цикл, махаюга, состоит из 12 000 лет. Он оканчивается разрушением – пралайей. В конце тысячного цикла происходит махапралайя – великое разрушение. Парадигматическая схема «созидание-разрушение-созидание и т. д.» воспроизводится до бесконечности. 12 000 лет махаюги – это божественные годы, продолжительность каждого составляет 360 (обычных) лет, что дает в сумме 4 320 000 лет одного космического цикла. Тысяча таких махаюг составляет кальпу (форму); 14 кальп составляют манвантару (считается, что каждой манвантарой управляет Ману, мифический царь-предок, – отсюда и такое название). Одна кальпа равна дню в жизни Брахмы, другая – ночи. Сотня «лет» Брахмы, иными словами, 311 000 миллиардов человеческих лет, составляет жизнь этого божества. Но и она не исчерпывает время, ибо боги не вечны, а создание космоса и его разрушение постоянно сменяют друг друга[196].

Каждый опыт обучения, вдохновленный новизной и основанный на исследовании, содержит нечто революционное. Просто перестройки, которые затрагивают истории, сильно ограниченные в «размерах» (то есть во времени и в пространстве), высвобождают пропорциональное количество эмоций. Поэтому разделение на нормальное и революционное несостоятельно – это всегда вопрос степени. Мелкомасштабные происшествия требуют незначительных изменений в истории жизни. Крупные катастрофы, напротив, подрывают основы всего. Воистину невообразимые бедствия происходят, когда самые большие истории, которым мы следуем, оказываются под угрозой распада вследствие радикальной трансформации окружающей среды. Такая перестройка может быть вызвана естественным образом (землетрясение или аналогичное стихийное бедствие), стать следствием ухода в ересь (произойти по внутренним причинам) или возникнуть, когда «чужеродные дьяволы» – предвестники хаоса – угрожают нашим исследованным территориям (встроенным историям, культурной стабильности). В последнем случае мы вполне можем развязать войну в качестве эмоционально желательной альтернативы подавляющей угрозе существования, создаваемой (потенциальным) разрушением наших масштабных историй.

Истории встроены друг в друга (одно ведет к другому) и иерархически упорядочены (преследование цели «А» важнее преследования цели «Б», любовь дороже денег). Внутри такой многоуровневой иерархии наше сознание – наше самосознание – по-видимому, имеет естественное разрешение, или распределение по категориям. Это «разрешение по умолчанию» отражено в понятии базового уровня объекта. Мы видим некоторые вещи естественно, то есть (по определению Роджера Брауна) на уровне, который дает нам «максимальное количество информации при минимальном приложении познавательных усилий»[197]. Я не знаю, что движет механизмом, который определяет соответствующий уровень анализа. Определенную роль здесь должны играть элементы вероятности и предсказуемости. В конце концов, становится все бесполезнее размышление о все бо́льших пространственно-временных областях, поскольку число переменных, которые необходимо учитывать, слишком быстро растет (и вероятность точного предсказания, следовательно, снижается). Возможно, ответ заключается в том, что «побеждает самое простое решение, которое не порождает дополнительных очевидных проблем», – что, как я полагаю, является вариантом бритвы Оккама. Таким образом, мы, скорее всего, выберем простейший познавательный/исследовательский прием, который делает непредсказуемое событие условно предсказуемым или знакомым. Это еще один пример доказательства от полезности – если решение работает (служит дальнейшему продвижению к заданной цели), то оно правильное. Возможно, именно лобная кора определяет максимально узкий контекст, в котором может быть оценено нечто неожиданное и необычное. Получается, что новое событие инициирует процедуру исследования, часть которой посвящена определению уровня анализа, наиболее подходящего для проведения оценки. Это повлечет за собой изменение истории. Кроме того, данный стимул, очевидно, не оценивается одновременно на всех возможных уровнях анализа, иначе бремя познания стало бы слишком тяжелым. Кажется, кора головного мозга должна временно «остановиться» на выбранном уровне, а затем действовать, «как будто бы» это единственный подходящий уровень. В этом случае значимость чего-то также может показаться постоянной. Только такое произвольное ограничение «данных» делает возможными понимание и действие.

С точки зрения биологии мы приспособлены истолковывать окружающую среду как область с установленными границами времени и пространства, то есть как место определенного размера, существующее определенное количество лет. В такой среде мы случайно сталкиваемся с некоторыми явлениями, взывающими к тому, чтобы им дали имя[198]. Всякий раз, когда эти «естественные категории» толкования и связанные с ними схемы действий нас подводят, следует пробежаться вверх и вниз по