Академия боли - Эдуард Сероусов

– Что ты имеешь в виду? – в голосе Итана появились нотки напряжения.

Дэниел понимал, что должен быть осторожен. Прямая конфронтация могла только оттолкнуть сына, заставить его глубже погрузиться в защитные механизмы, которые формировала в нём академия.

– Я говорю о методах, которые они используют, – сказал он мягко. – О том, как они меняют не только твои навыки, но и твои базовые ценности, твоё восприятие мира и людей. Это не просто образование, Итан. Это… перепрограммирование.

Итан выпрямился в кресле, его лицо стало более замкнутым.

– Ты опять с этим, – сказал он с нотой раздражения. – С этими конспирологическими теориями о "перепрограммировании" и "промывании мозгов". Как ты не понимаешь, что я сам выбираю, чему учиться и что принимать?

– Правда? – мягко возразил Дэниел. – Ты действительно выбирал называть людей "объектами"? Считать манипуляцию их эмоциями и решениями нормальной практикой? Рассматривать других как… элементы системы, которой нужно управлять?

Итан некоторое время молчал, словно обдумывая ответ.

– Это просто терминология, – сказал он наконец. – Профессиональный язык. Врачи говорят о "пациентах", юристы – о "клиентах", мы используем термин "объект" в контексте психологического влияния. Это не означает дегуманизацию.

– Но именно это и происходит, – настаивал Дэниел. – Терминология формирует мышление. Когда ты называешь человека "объектом", ты автоматически снижаешь порог эмоционального сопереживания, создаёшь психологическую дистанцию, необходимую для манипуляции.

Итан слегка пожал плечами, жест, который выглядел странно взрослым и циничным на его юном лице.

– Возможно, определённая дистанция необходима для эффективного анализа и влияния. Это не делает процесс неэтичным.

Дэниел понимал, что их разговор превращается именно в тот тип рациональной, отстранённой дискуссии, которую Итан теперь предпочитал. Это была защитная стратегия, часть его новой идентичности – интеллектуализировать, абстрагировать, избегать эмоциональной вовлечённости.

– Итан, – сказал он, меняя подход. – Ты помнишь, что говорила мама о людях? О том, как относиться к ним?

На лице Итана мелькнуло что-то – быстрая судорога эмоции, тут же подавленная.

– Конечно, помню, – ответил он, но его голос звучал менее уверенно.

– Она всегда говорила, что каждый человек – это целая вселенная. Со своими мечтами, страхами, историей. Что самое важное – это относиться к этой вселенной с уважением. Не пытаться контролировать или использовать, а понимать. Помогать, если можешь, но никогда не манипулировать.

Дэниел увидел, как его сын слегка напрягся, его взгляд на мгновение стал отсутствующим, как будто он пытался соединить два противоречащих мировоззрения – то, что было заложено в его раннем воспитании, и то, что формировалось сейчас в академии.

– Времена меняются, – сказал Итан после паузы. – Мир становится сложнее. Иногда… иногда приходится адаптировать свои принципы.

– Адаптировать или отказаться от них? – мягко спросил Дэниел. – Есть разница между эволюцией ценностей и их полной заменой.

Итан встал, его движения были резкими, нетипично эмоциональными для его нового состояния.

– Я устал, пап, – сказал он. – Это был долгий уикенд. Можем мы… продолжить этот разговор в другой раз?

Дэниел понимал, что давить дальше сейчас было бы контрпродуктивно. Он увидел трещину в новой идентичности сына – воспоминание о матери, о её ценностях затронуло что-то глубинное, что ещё не было полностью перестроено. Это был хороший знак, семя сомнения, которое могло прорасти.

– Конечно, – кивнул он. – Отдыхай. Мы ещё поговорим.

Когда Итан ушёл в свою комнату, Дэниел долго сидел в гостиной, размышляя о разговоре. Он видел, как далеко зашёл процесс трансформации, но также заметил, что не всё ещё потеряно. Эмоциональная связь с прошлым, с ценностями, заложенными в раннем детстве, всё ещё существовала, пусть и была значительно ослаблена.

Его план обратиться за внешней помощью теперь казался ещё более правильным. Одному ему не удастся вытащить Итана из системы, которая с каждым днём всё глубже проникала в его сознание. Нужны более радикальные меры, и встреча с Майклом Кларком могла стать первым шагом в этом направлении.

Следующий день прошёл в состоянии странного спокойствия перед бурей. Дэниел провёл свои занятия как обычно, встретился с несколькими студентами для консультаций, пообедал в преподавательской столовой. Никто не выказывал особого интереса к его действиям, никто не намекал на то, что его разговор с Мартином или длительный визит к Кинкейду были замечены и вызвали подозрения.

И всё же, он чувствовал, что за ним наблюдают более внимательно. Это было не конкретное действие или событие, а скорее тонкое изменение атмосферы. Взгляды, которые задерживались чуть дольше необходимого. Случайные встречи с одними и теми же людьми в различных частях кампуса. Небольшие задержки в электронной почте, указывающие на возможную проверку содержимого.

После обеда Дэниел получил неожиданное сообщение: "Доктор Витт хотела бы встретиться с вами в своём офисе в 16:00. Подтвердите, пожалуйста, вашу доступность."

Это было необычно. Элеонора Витт редко проводила индивидуальные встречи с преподавателями без явной причины. И время было выбрано так, что оно совпадало с запланированной встречей с Мартином для поездки в город.

Дэниел понимал, что отказ мог вызвать подозрения, но и согласие означало пропустить единственную возможность безопасно встретиться с Майклом Кларком, если Мартину удалось связаться с ним.

После некоторых размышлений он ответил: "Подтверждаю встречу в 16:00." И тут же отправил короткое сообщение Мартину: "Вынужден отменить сегодняшний осмотр периметра. Давление в расписании." Он надеялся, что Мартин поймёт скрытое сообщение и перенесёт встречу с журналистом, если она была организована.

В 15:55 Дэниел стоял перед дверью офиса Элеоноры Витт, чувствуя странное спокойствие. Что бы ни случилось дальше, он был готов. У него был план, и даже если эта встреча означала, что Элеонора подозревает о его деятельности, он не собирался отступать.

Он постучал, и мелодичный голос ректора пригласил его войти.

Офис Элеоноры Витт был именно таким, как ожидал Дэниел – просторным, элегантным, со сдержанной роскошью, говорящей о власти и утончённом вкусе. Стены были заполнены книжными шкафами из тёмного дерева, картинами в классическом стиле, фотографиями в рамках, показывающими Элеонору с различными влиятельными людьми – политиками, учёными, бизнесменами. Огромные окна выходили на океан, предоставляя великолепный вид на бескрайнюю водную гладь, сейчас серую под облачным небом.

Элеонора сидела за массивным антикварным столом, просматривая какие-то документы. Она подняла глаза, когда Дэниел вошёл, и улыбнулась своей профессиональной улыбкой, не затрагивающей глаза.

– Профессор Фрост, – сказала она. – Благодарю, что нашли время. Пожалуйста, присаживайтесь.

Дэниел сел в кресло напротив её стола, чувствуя себя как на экзамене – или на допросе.

– Чем обязан этому приглашению? – спросил он, решив не тратить время на светские любезности.

Элеонора слегка улыбнулась, словно оценив его прямоту.

– Я хотела обсудить с вами две вещи, профессор, – сказала она. – Во-первых, прогресс вашего сына в нашей программе. Во-вторых, –