Академия боли - Эдуард Сероусов

просмотрел документы. Сенаторы. Дипломаты. Руководители крупнейших корпораций. Главы медиа-холдингов. Некоторые лица он узнавал из новостей, другие были незнакомы, но все они занимали позиции значительного влияния.

– Это впечатляющая сеть, – заметил он. – Но для чего? Какова конечная цель?

Кинкейд усмехнулся.

– А разве не очевидно? Контроль. Власть. Способность направлять развитие общества по желаемому пути, – он сделал паузу. – Но есть нюанс, который многие упускают. Дело не в каком-то монолитном заговоре с чётким планом. Это скорее… экосистема влияния. Разные фракции, разные интересы, но общая методология.

Он указал на фотографию Александра Монро-старшего.

– Монро и его группа – одна из самых влиятельных фракций. Они ориентированы на бизнес, финансы, экономическое доминирование. Их цель – создание системы, в которой экономические решения принимаются узким кругом "квалифицированных лиц", без вмешательства… демократических процессов.

Он перелистнул страницу, указывая на фотографию немолодого мужчины с военной выправкой.

– Генерал Брэдфорд и его группа фокусируются на национальной безопасности, военном доминировании, контроле информационных потоков. Их видение – мир, где безопасность ценится выше свободы, где контроль оправдан необходимостью "защиты".

Дэниел увидел ещё несколько групп, каждая со своими приоритетами и сферами влияния. Политическая власть. Медиа и общественное мнение. Образование и наука. Вместе они охватывали практически все ключевые аспекты общественной жизни.

– А что насчёт профессора Кляйна? – спросил Дэниел. – Вы упоминали, что он возглавляет какую-то оппозиционную фракцию.

– Кляйн и его группа – это… идеалисты, – сказал Кинкейд с некоторой неоднозначностью в голосе. – Они верят, что методы академии могут быть использованы для "настоящего общего блага". Для создания более справедливого, экологически устойчивого, мирного общества. Они противостоят наиболее экстремальным элементам других фракций, особенно группе Монро.

Он покачал головой.

– Но, на мой взгляд, они всё равно опасны. Возможно, даже более опасны, чем откровенные властолюбцы вроде Монро. Потому что они действительно верят, что имеют моральное право решать за других. Что их видение "лучшего мира" оправдывает любые средства.

Дэниел задумался. Этот конфликт фракций внутри структуры академии был новой информацией, которая могла оказаться полезной. Если Кляйн и его группа действительно противостояли Монро, возможно, в этом была потенциальная точка опоры.

– А как насчёт Элеоноры Витт? – спросил он. – К какой фракции она принадлежит?

Кинкейд горько усмехнулся.

– Элеонора принадлежит только Элеоноре, – сказал он. – Она была здесь ещё до образования большинства этих фракций. Она… архитектор. Создатель методологии. Для неё это всё – вопрос не идеологии, а… искусства. Совершенства процесса. Элеонора как художник, для которого важен не сюжет картины, а техника её создания.

Он сделал паузу, его взгляд стал отсутствующим.

– Знаешь, она была моим наставником. Моим… создателем, в некотором смысле. Она видела во мне идеальный "материал" – высокий эмпатический потенциал в сочетании с определёнными… психопатическими тенденциями. Идеальный профиль для программы.

Дэниел внимательно посмотрел на Кинкейда. Под циничным, саркастичным фасадом спившегося профессора он теперь видел глубоко травмированного человека, чья личность была фундаментально искажена системой, которой он когда-то служил.

– Что произошло после того инцидента с дипломатом? – спросил Дэниел. – Что заставило вас… перейти на другую сторону?

Кинкейд долго молчал, глядя на свои руки.

– Я видел его глаза, – сказал он наконец тихим голосом. – Когда он сломался. Когда его личность… рассыпалась. И я понял, что делал то же самое с десятками других людей на протяжении лет. И что то же самое сделали со мной, – он поднял взгляд. – Я начал… вспоминать. Кем я был до академии. Мои ценности, мои принципы, мои… человеческие реакции. Всё то, что они методично вытравили из меня, заменив своими протоколами и алгоритмами.

Он налил себе ещё виски, рука заметно дрожала.

– Я пытался… восстановить себя. Вернуться к тому, кем был. Но это оказалось невозможно. Слишком много было разрушено, слишком глубоко проникла их методология в структуру моей личности, – он сделал глоток. – Так что я нашёл компромисс. Алкоголь… притупляет. Размывает границы между тем, что осталось от настоящего меня, и тем, что они создали. Позволяет… функционировать, не сходя с ума от осознания того, кем я стал.

Дэниел почувствовал странную смесь сострадания и тревоги. История Кинкейда была предупреждением – вот что может произойти с человеком, прошедшим через систему академии. И его сын был сейчас где-то на этом пути.

– Но вы не просто пьёте, – заметил Дэниел, указывая на собранные документы. – Вы всё ещё боретесь. По-своему.

Кинкейд слабо улыбнулся.

– Жалкая форма сопротивления, – сказал он. – Собирать доказательства, которые никогда не увидят свет. Помогать отдельным студентам, которые проявляют признаки… сомнений. Маленькие акты саботажа, которые они списывают на мою некомпетентность и алкоголизм.

Он открыл ещё одну папку.

– Но самое важное – это сбор информации о глобальных операциях, которые проводятся выпускниками академии. О реальных последствиях их влияния на мировые события.

Дэниел взглянул на документы. Это были детальные анализы различных глобальных кризисов и трансформаций – экономических крахов, политических переворотов, информационных кампаний, радикально изменивших общественное мнение по ключевым вопросам.

Каждый случай был представлен как результат скоординированных действий выпускников Академии Блэквуд, занимающих стратегические позиции в соответствующих структурах. Финансовый кризис 2008 года. Политические трансформации в нескольких странах Восточной Европы. Изменения в энергетической политике ведущих держав. Информационные войны, приведшие к глубоким социальным расколам.

– Это… невероятно, – сказал Дэниел, просматривая документы. – Если всё это правда, то масштаб влияния…

– Превосходит всё, что ты мог себе представить, – закончил за него Кинкейд. – Это не просто сеть влиятельных людей, Фрост. Это система глобального управления через манипуляцию ключевыми решениями. Через создание контекста, в котором общество самостоятельно движется в желаемом направлении, даже не осознавая этого.

Он указал на один из документов.

– Взгляни на операцию "Перелом". Экономический кризис в азиатском регионе 1997 года. Кажется случайным стечением обстоятельств, результатом рыночных сил. Но вот данные о позиционировании ключевых выпускников академии перед кризисом. О синхронизированных действиях в сфере финансов, медиа, политики. Картина становится совершенно иной.

Дэниел просмотрел анализ. Действительно, всё указывало на скоординированную операцию, в результате которой огромные активы перешли под контроль определённых структур, а геополитический баланс в регионе сместился в пользу западных держав.

– И никто не заметил? – спросил он. – Никто не связал эти события?

– Отдельные наблюдатели, может быть, – ответил Кинкейд. – Но их голоса тонут в общем шуме. Их объявляют конспирологами, маргиналами. А те, кто мог бы действительно увидеть картину – журналисты, аналитики, политики – либо сами являются частью сети, либо находятся под её влиянием.

Он покачал головой.

– Это идеальная система, Фрост. Самоподдерживающаяся. Самозащищающаяся. Выпускники академии контролируют ключевые точки информационных потоков, образовательных структур, органов безопасности. Любая попытка разоблачения нейтрализуется ещё до того, как становится угрозой.

Дэниел почувствовал тяжесть от масштаба того, с чем столкнулся. Если Кинкейд