Академия боли - Эдуард Сероусов

Ответа не последовало.

Дэниел откинулся в кресле, чувствуя странное сочетание беспомощности и решимости. С одной стороны, он ясно видел, как система академии всё больше поглощает его сына. С другой – это только укрепляло его намерение бороться, найти способ вырвать Итана из этих тисков.

Он посмотрел на календарь. Суббота. День, когда большинство преподавателей и студентов покидали кампус, отправляясь в ближайший город или просто отдыхая от интенсивной учебной недели. Возможно, это был хороший момент для продолжения его расследования.

Дэниел решил использовать время, чтобы узнать больше о внутреннем функционировании академии. Он вспомнил о профессоре Кинкейде, этом странном, циничном человеке, который, казалось, балансировал на грани между сопротивлением системе и капитуляцией перед ней. Кинкейд был одним из старейших сотрудников академии, и если кто-то мог рассказать о её истинной природе, это был он.

Выйдя из своего кабинета, Дэниел направился к преподавательскому корпусу, где, как он знал, находились апартаменты Кинкейда. Он не был уверен, что профессор будет там в субботу днём, но это казалось логичным местом для начала поисков.

Коридоры академии были непривычно пусты и тихи. Шаги Дэниела эхом отражались от каменных стен, создавая ощущение, что он единственный живой человек во всём комплексе. Он знал, что это иллюзия – камеры наблюдения фиксировали каждое его движение, и где-то в глубине этого лабиринта сидели люди, наблюдающие за мониторами.

Дойдя до двери с табличкой "Профессор Дж. Кинкейд", Дэниел постучал. Никакого ответа. Он постучал снова, громче. По-прежнему тишина.

Он уже собирался уходить, когда услышал слабый звук из-за двери – что-то среднее между стоном и бормотанием. Дэниел нахмурился и постучал ещё раз.

– Кинкейд? Это Фрост. Вы в порядке?

Последовала пауза, затем звук шаркающих шагов, и дверь приоткрылась. В щели показалось осунувшееся лицо Кинкейда. Его глаза были красными и опухшими, волосы всклокочены, на небритом лице застыло выражение глубокого истощения.

– Фрост, – прохрипел он. – Какого чёрта тебе нужно в субботу?

От него сильно пахло алкоголем, и Дэниел понял, что профессор находился в разгаре одного из своих запоев.

– Я хотел поговорить, – ответил Дэниел. – Но, вижу, сейчас неподходящее время…

– Самое подходящее, – неожиданно перебил его Кинкейд. Он распахнул дверь шире. – Заходи. Только тихо. У стен есть уши.

Дэниел вошёл в квартиру Кинкейда и был поражён представшей перед ним картиной. В отличие от аккуратных, почти стерильных апартаментов, предоставленных Дэниелу, жилище Кинкейда напоминало поле битвы. Книги и бумаги были разбросаны повсюду, грязная посуда громоздилась в раковине и на столах, воздух был спёртым, с явственным запахом алкоголя и нестиранной одежды.

Кинкейд, шаркая, прошёл в гостиную и тяжело опустился в кресло, заваленное книгами и журналами. Он отодвинул их небрежным движением руки, отчего несколько упало на пол.

– Садись, если найдёшь куда, – он махнул в сторону дивана, на котором громоздилась стопка папок.

Дэниел аккуратно переместил папки и сел, наблюдая, как Кинкейд наливает себе щедрую порцию виски из почти пустой бутылки.

– Будешь? – предложил Кинкейд, поднимая стакан.

– Нет, спасибо, – ответил Дэниел. – Немного рановато для меня.

– Рановато, – Кинкейд усмехнулся. – Для некоторых вещей всегда слишком рано, для других – уже слишком поздно. Фишка в том, чтобы понять, что к чему относится.

Он сделал большой глоток виски, затем уставился на Дэниела мутными, но странно проницательными глазами.

– Итак, Фрост, зачем ты здесь? Что привело тебя в логово старого алкоголика в субботний день?

Дэниел решил быть прямым.

– Я хочу больше узнать об академии. О том, что происходит за фасадом. О "Протоколе Лазаря" и о том, что он делает с людьми.

Кинкейд долго молчал, крутя стакан в руках и наблюдая, как виски плещется о стеклянные стенки.

– Твой мальчик хорошо выступил на конкурсе, – сказал он наконец, неожиданно сменив тему. – Все об этом говорят. Особый талант, исключительный потенциал… Я слышал, сам Монро проявил личный интерес.

– Да, – подтвердил Дэниел, не понимая, к чему клонит Кинкейд. – Он предложил Итану место в своей программе наставничества.

– Конечно, предложил, – Кинкейд горько усмехнулся. – Монро всегда был хорош в выявлении… ресурсов.

Он сделал ещё один большой глоток, почти опустошая стакан.

– Ты знаешь, Фрост, я тоже когда-то был "исключительно перспективным". Давно, в другой жизни.

Дэниел внимательно посмотрел на собеседника. Несмотря на явное опьянение, в глазах Кинкейда была ясность, как будто алкоголь, затуманивая одни части его сознания, прояснял другие.

– Вы были студентом академии? – спросил Дэниел.

– О да, – Кинкейд кивнул. – Один из лучших в своём классе. Личный протеже самой Элеоноры Витт. Тогда она ещё не была ректором, просто… очень влиятельным преподавателем. С особыми методами.

Он снова наполнил свой стакан, рука слегка дрожала, расплёскивая несколько капель на журнальный столик.

– Она увидела во мне что-то… ценное. Что-то, что можно было использовать. Так же, как сейчас они видят что-то в твоём мальчике, – он поднял глаза на Дэниела. – И поверь мне, Фрост, это не комплимент. Быть "ценным" для таких, как Элеонора или Монро… это проклятие.

– Что они с вами сделали? – тихо спросил Дэниел.

Кинкейд долго молчал, глядя куда-то сквозь Дэниела, как будто видя призраков своего прошлого.

– Они меня "улучшили", – сказал он наконец с горькой усмешкой. – Оптимизировали. Трансформировали. Как бы они это ни называли в своих гладких презентациях для Совета.

Он сделал большой глоток.

– Видишь ли, Фрост, я всегда имел определённые… природные таланты. Хорошо понимал людей. Легко распознавал их слабости, их страхи, их желания. Мог… использовать эту информацию. Академия не создала эти способности. Она их усилила, отточила, направила. Превратила инстинкт в методологию.

Дэниел внимательно слушал, понимая, что Кинкейд наконец раскрывался, выговаривался, возможно, впервые за долгое время.

– После выпуска меня направили в… определённую структуру, – продолжил Кинкейд. – Скажем так, связанную с национальной безопасностью. Там мои "таланты" нашли применение. Допросы, вербовка, контрразведка… Я был очень хорош, Фрост. Чертовски хорош.

Он посмотрел на свои руки, как будто на них были видны следы того, что он делал.

– Пятнадцать лет я служил верой и правдой. Выполнял задания, о которых не расскажешь даже священнику на исповеди. Всё во имя "высшего блага", "национальных интересов", "безопасности". Красивые слова для грязных дел.

Он резко опрокинул остатки виски и потянулся за бутылкой, но та оказалась пуста. Кинкейд раздражённо отбросил её в сторону и, пошатываясь, поднялся.

– Минуту, – пробормотал он, направляясь к шкафу в углу комнаты. – У меня должна быть ещё одна…

Он открыл дверцу шкафа и начал рыться среди содержимого. Дэниел терпеливо ждал, осматривая комнату. Его внимание привлекла странная конструкция над рабочим столом Кинкейда – какое-то самодельное устройство, состоящее из нескольких радиодеталей, подключенных к небольшому динамику.

– Глушитель, –