Карты смысла. Архитектура верования - Джордан Питерсон

Есть нечто одно и совсем другое!

Опьянение – и вовсе не хмель.

Каждая попытка все исправить – вечные попытки сделать иначе —

Это есть

То, что исчезает навсегда, пока мы движемся[272].

Это состояние – «совокупность всего сущего» – можно было бы рассматривать как «объективный мир при отсутствии субъекта», хотя это слишком узкое представление: когда изначальный хаос начинает видоизменяться, в нем уже имеется нечто, эволюционирующее в субъект. Согласно так называемой объективной точке зрения, воспринимаемые предметы и явления существуют независимо от того, кто их воспринимает. До некоторой степени это верно. Вещи имеют природу, которая кажется независимой от личной воли, они следуют своим собственным законам бытия и развития вопреки нашим желаниям. Однако определить, что такое вещь, в отсутствие субъекта гораздо труднее, чем можно себе представить. Ценность объекта безусловно может меняться, если в системе взглядов происходит сдвиг. Однако может меняться и то, что собой представляет сам объект. Стол, к примеру, существует как стол, потому что границы его восприятия довольно узки. Нечто представляет собой этот предмет на изолированном уровне анализа, который определяется природой наблюдателя. В отсутствие наблюдателя можно было бы спросить, что же представляет собой то, что постигается? Правильный уровень анализа и уточнения должен быть субатомным, атомным или молекулярным (или всеми тремя сразу)? Следует ли считать стол неразличимым элементом земли, к которой он притягивается, солнечной системы, частью которой является наша планета, или целой галактики? Та же проблема возникает с точки зрения принадлежности ко времени. Стол когда-то был деревом, до этого – землей, еще раньше – скалой или даже звездой. Этот предмет имеет сложную и длительную историю развития. Во что он превратится потом? Возможно, он станет пеплом, затем землей, а в очень далеком будущем – частью Солнца (когда его плазма в конце концов снова окутает Землю). Стол – это то, чем он является, только в очень узком промежутке пространства и времени (который точно характеризует наше сознание). Так что же такое стол как объект независимый, то есть свободный от довольно тесных барьеров человеческой точки зрения? Что есть объект, если его представить на всех пространственно-временных уровнях анализа одновременно? Подразумевает ли существование вещи ее взаимодействие со всем, на что она влияет и под чьим гравитационным и электромагнитным влиянием она находится? Является ли эта «вещь» одновременно всем, чем она когда-то была, есть и будет? Где же тогда ее границы? Как ее можно выделить из массы других вещей? А без такого выделения, почему можно утверждать, что она существует? Вопрос: что такое объект при отсутствии системы взглядов? Ответ: это все мыслимое одновременно – то, что составляет союз всех различимых в настоящее время противоположностей (и что-то, что по этой причине нельзя легко отличить от ничего).

Я не говорю, что нет таких вещей, как «вещи» – это, конечно, полнейший абсурд. Также совершенно очевидно, что предметы и явления, которые мы воспринимаем, управляются правилами – известный нам космос упорядочен и рационально понятен. Я утверждаю, что объективные вещи на самом деле являются продуктом взаимодействия между ограниченным сознанием людей и неограниченным «фоном», из которого состоит мир в отсутствие субъекта. Эта позиция возникла благодаря мифологии, в частности благодаря мифам о происхождении.

Древнейшие предания о появлении всего сущего, описывают источник не объектов (в современном смысле слова), а субъектов и опыта этих субъектов, часть из которых можно рассматривать как объекты. Такие мифы, как правило, связывают бытие мира опыта с существованием изначального божества, изображают появление из него первых прародителей и подробно описывают их разделение божественным Сыном. Это превращение гермафродита – всеохватывающего, пожирающего и питающего себя змея хаоса – в землю/материю и небо/дух и последующее разложение этих «изначальных противоположных сил» на более определенные аспекты бытия. Ярким примером этой теории является индоевропейский миф об Индре и Вритре:

Центральный миф об Индре, который к тому же является важнейшим мифом «Ригведы», рассказывает о его победоносном сражении с Вритрой, гигантским драконом, который удерживал воды в «горной расщелине». Подкрепленный сомой, Индра распластывает змея своей ваджрой («молнией»), выкованной Тваштаром, раскалывает его череп и освобождает воды, которые низвергаются к морю «как мычащие коровы» (PB I 32).

Борьба бога со змееподобным или морским монстром является, как известно, весьма распространенным мифическим сюжетом. Можно вспомнить борьбу между Ра и Апопом, между шумерским богом Нинуртой и Асагом, Мардуком и Тиамат, между хеттским богом грозы и змеем Иллуянкой, между Зевсом и Тифоном, иранским героем Траэтаоной и трехглавым драконом Ажи-Дахака. В некоторых случаях (например, Мардук – Тиамат) победа бога является предусловием космогонии. В других случаях ставка – инаугурация новых времен или утверждение новой власти (ср.: Зевс – Тифон, Баал – Йамму). В общем и целом, именно умертвление змееподобного монстра, выступающего как символ «хаоса» и одновременно «автохтонности», создает новую космическую или институциональную «ситуацию». Характерная и общая для всех мифов черта – первоначальное поражение героя или страх поражения. Мардук и Ра колеблются вступать в бой; поначалу змею Иллуянке удается ранить бога; Тифону удается отрезать и унести тестикулы Зевса. Согласно «Шатапатха-брахмане» (I 6.3–17), Индра, увидев Вритру, убегает как можно дальше, и «Маркандея-пурана» представляет его «больным от страха» и желающим мира[273].

Нет нужды останавливаться на «натуристских» интерпретациях этого мифа. В победе над Вритрой видели то грозу, разрешающуюся дождем, то спуск горных вод (Ольденберг), то победу солнца над холодом, «пленившим» и заморозившим воды (Хиллебрандт). Конечно, «натуристские» элементы здесь есть, поскольку миф поливалентен; в частности, победа Индры равносильна триумфу жизни над бесплодием и смертью как последствиями «остановки» вод Вритрой. Однако структура мифа космогонична. В «Ригведе» (I 33.4) говорится, что своей победой бог сотворил солнце, небо и рассвет. Согласно другому гимну (X 113. 4–6) Индра самим своим рождением разделил Небо и Землю, установил небесный свод и, метнув ваджру, поразил Вритру, который удерживал воды во тьме. Небо и Земля – родители богов (I 185.6), Индра – самый младший из них (III 38.1) и последний, поскольку он кладет конец священному браку Неба и Земли. «Своей силой он разводит эти два мира, Небо и Землю, и позволяет Солнцу воссиять» (VIII 3.6). После этого творческого подвига Индра утверждает Варуну в качестве космократа и хранителя рита (которое оставалось спрятанным в подземном мире – I 62.1).

… существуют иные типы индийской космогонии, которые выводят сотворение мира из первичной материи. Миф, который мы прокомментировали, не таков, поскольку здесь некоторый тип «мира» уже существовал. Фактически Небо и Земля