Карты смысла. Архитектура верования - Джордан Питерсон

Здесь необходимо пояснить значение некоторых терминов и смысл двух последних действий.

Во-первых, относительно 4 пункта следует отметить, что иерогамия – это мистический брак царя и царицы или богини, символический союз жажды исследования (воплощенной царем) с положительной стороной неизвестного, воплощенной верховной жрицей. Мардук (царь) изначально находится в заточении (см. описание Осириса, приведенное ниже), что означает его временное отстранение от привычных повседневных государственных дел. Он освобождается, чтобы встретиться с Тиамат и соединяется с ней в акте любви. Этот сексуальный (читай – творческий) союз символизирует соприкосновение процесса познания, воплощенного царем (Мардуком), с неизвестным, воплощенным Тиамат (верховной жрицей), в результате которого мы получаем новую информация и формируем модели приспособления. Порождение знания ассоциируется с изначально созидательным половым актом. Божество хаоса, или неведомое, обычно предстает в женском обличии (наполовину отрицательным, наполовину положительным), как только устанавливается первоначальное разделение между порядком и хаосом. Этому божеству приписывается женская природа в основном потому, что неизвестное служит матрицей (утробой), из которой рождаются определенные формы. Непознанное наделяют отрицательными чертами (вспомните грозную Тиамат), потому что оно несет разрушение, а положительными (верховная жрица, Исида в египетском мифе об Осирисе, Дева Мария в христианстве) – потому что оно также является творческим и воспроизводящим началом.

Во-вторых, в отношении пункта 5 следует отметить, что правитель (как воплощение божества) должен был определять судьбы, потому что он одновременно был героем – ритуальной моделью для подражания – и обладал абсолютной властью. Управление жизнью людей было его святым долгом. В теории и на практике он был самым могущественным членом общества и олицетворял доминирующую стратегию в иерархии поведенческой адаптации. То, что он не мог определить законом, он должен был показать на примере (поскольку свод законов как воплощение мудрости прошлого не всегда помогает в решении проблем настоящего). Эту мысль (как мы увидим далее) гораздо яснее выразили древние египтяне. Вернемся к описанию Элиаде:

Первое действие мифо-ритуального сценария – унижение царя и заточение Мардука – обозначает регрессию мира в докосмогонический хаос. В святилище Мардука первосвященник снимал с царя символы его власти (скипетр, кольцо, меч и корону) и бил по лицу. Затем, стоя на коленях, царь делал заявление о своей невиновности: «Я не совершал греха, о Господь моей страны, я не оставлял заботу о твоей божественности». Первосвященник отвечал от имени Мардука: «Не бойся… Мардук услышит твою молитву. Он расширит твое царство…»

Тем временем народ искал Мардука, «заточенного в горе», – формула, обозначавшая смерть божества [вследствие нисхождения]… далеко от солнца и света.

Когда великое неизвестное одерживает верх и мир возвращается в состояние докосмогонического хаоса, герой временно отсутствует, ведь именно он воплощает процесс, превращающий хаос в порядок. Поэтому повторное появление Великой Матери в устрашающем обличии, смерть Великого Отца (который служит защитой от своей созидательной и разрушительной супруги) и исчезновение героя (который превращает хаос в порядок) представляют собой разные способы рассказать историю о том, что в мире сложился угрожающий жизни дисбаланс составных элементов опыта. Далее Элиаде описывает повторное появление или возрождение Мардука:

В конце концов его спасали и боги воссоединялись (т. е. их статуи ставили рядом) для определения судеб. Этот эпизод соответствует утверждению Мардука в качестве верховного божества в «Энума элиш». Царь ведет процессию к Бит Акиту, зданию, расположенному за пределами города. Процессия представляет воинство богов, выступающее против Тиамат. По одной из надписей Синнахериба можно предположить, что так имитировалась первоначальная битва. Царь олицетворял Ашшура (бога, который сменил Мардука). Иерогамия происходила после возвращения с пиршества в Бит Акиту. Последним актом было определение судеб каждого месяца года. «Определяя» их, осуществляли ритуальное сотворение года, т. е. обеспечивали благополучие, плодородие, богатство вновь рожденного мира…

Роль царя в акиту недостаточно известна. Его «унижение» соответствует возвращению мира в «хаос» и заточению Мардука в горе. Царь изображает бога в битве против Тиамат и в иерогамии с храмовой жрицей. Однако идентификация с богом отмечается не всегда: по сценарию своего унижения, как мы видели, царь обращается к Мардуку. В то же время сакральная природа месопотамского суверена подтверждается совершенно достоверно…

Хотя признавалось земное происхождение царя, он рассматривался как «сын богов»… Это двойное происхождение делало царя наилучшим посредником между богами и людьми. Царь представлял народ перед богами и брал на себя грехи своих подданных. Иногда он должен был принять смерть за их преступления; по этой причине у ассирийцев был «заместитель царя». В текстах говорилось, что царь живет в непосредственной связи с богами, в сказочных садах, где растет Древо Жизни и течет Живая Вода… Царь – «посланец» бога, «пастырь народа», призванный богом установить на земле справедливость и мир…

Можно сказать, что царь разделял с богами их природу, но богом не становился. Он представлял бога, и на архаических стадиях культуры это подразумевало, что в каком-то смысле он был тем, что представлял. Во всяком случае, месопотамский царь как посредник между миром людей и миром богов осуществлял собственной персоной ритуальный союз между двумя модальностями существования, божественной и человеческой. Благодаря этой своей двойной природе царь рассматривался, по крайней мере метафорически, как творец жизни и плодородия[254].

Мардук, воплощенный в образе Намтиллаку, есть «бог, сохраняющий жизнь»[255], который может возродить всех низложенных и умертвленных высших существ[256] как свое собственное творение. Это перекликается с древнеегипетской теологией (о чем будет рассказано ниже). Мардук также носит имена Намшуб, «сияющий бог, что наши пути освещает»[257] (отождествление с солнцем) и Асар, бог воскресения, который «повелевает расти зеленой траве»[258]. Все, что олицетворяет Мардук, также ассоциируется с изобилием[259], милосердием[260], справедливостью[261], семейным счастьем[262] и, что самое интересное, с «созданием искусных вещей из противостояния с Тиамат»[263]. На самом деле жители Месопотамии называли этого бога пятьюдесятью разными именами. Каждое из них означало присущее ему ценное свойство, качество или образ действия (которые, вероятно, когда-то олицетворяли отдельные божества). Наречение Мардука множеством имен, очевидно, отражает движение к монотеизму, происходящее в месопотамском обществе на личностном и историческом уровнях и описанное в самой поэме «Энума элиш» (боги добровольно объединяются под властью царя-победителя). Можно сказать, что вавилоняне пришли к осознанию того, что все процессы поддержания жизни, которым они поклонялись, представляли собой вторичные отличительные черты исследовательского/творческого/омолаживающего процесса, воплощенного Мардуком (по крайней мере, это проявляется в ритуалах и образах).

Древние египтяне также следовали обрядам и