Карты смысла. Архитектура верования - Джордан Питерсон

подземный мир, чтобы найти своего отца (это схематично изображено на рисунке 26). Описание этого путешествия, чем-то напоминающего добровольное столкновение Мардука с «преисподней» Тиамат, представляет собой блестящую и оригинальную мысль египетской теологии.

Рис. 26. Добровольное соприкосновение с подземным миром

Осирис пребывает в состоянии оцепенения. Гор находит его и отдает отцу свой восстановленный глаз, чтобы тот снова мог видеть. Они победоносно возвращаются и вместе создают возрожденное царство. Оно объединяет с трудом завоеванную мудрость прошлого (то есть мертвых) с адаптивной способностью настоящего (то есть живых) и потому превосходит отдельное царство отца или сына. (Вос)создание и усовершенствование области порядка схематически представлено на рисунке 27.

Рис. 27. Возрождение и восхождение Отца

В истории об Осирисе мифический сын, герой, преодолевает старение/смерть отца (от предательской руки Сета). Он побеждает (временно) силу зла и возрождает своего родителя. Верховное божество Месопотамии, Мардук, представляется более простым – он лишь высекает знакомый мир из незнакомого. Гор не уступает ему в храбрости, но его образ гораздо сложнее. Он не может радоваться своему возвеличиванию и чувствует себя неполноценным без отца. Поэтому он добровольно отправляется в подземный мир, освобождает заточенные там силы распавшейся традиции и делает их частью себя. Его поступок превосходит действия Мардука или Ра, египетского бога солнца.

Мардук создает порядок из хаоса и делает временную власть законной. Теоретически это воплощается в образе правителя Месапотамии. Похожая, но более детально проработанная история происходит в Древнем Египте. Осирис олицетворяет старое государство, некогда великое, но уже опасно анахроничное. Гор разделяет сущность традиции (он сын своего отца), но обретает жизнь благодаря вливанию «новой информации» (его мать является положительной стороной неизвестного). Как обновленная сущность своего отца, он способен противостоять трудностям настоящего (то есть возникающему в образе дяди злу) и одержать победу. При этом он все еще неполноценен – юному духу недостает мудрости прошлого. Поэтому он отправляется в неведомое место, где покоится его «безжизненный» (то есть непостижимый, не воплотившийся в образе или действии) отец. Гор соединяется с Осирисом и становится идеальным правителем – сознанием молодой жизни, соединенным с мудростью предания.

Умерший египетский фараон ассоциировался с Осирисом (занимал то же категориальное пространство), поскольку его смерть предшествовала восхождению на трон нового царя. Он считался эквивалентом духа, который основал государство, – изначального бога-создателя или легендарного предка, чьи мужественные действия имели космогоническое значение. Новый правитель (который во многом полагался на традиции своих предшественников, изменявшиеся по мере необходимости) считался равным Гору и богу солнца Ра. Царствующий фараон был силой, которая творит порядок из хаоса (как Ра) и обновляет этот порядок, как только он вырождается в бездумный авторитаризм или слишком жесткую (слепую) традицию. Более того, он считался возродившимся Осирисом (с которым отождествлялся мертвый фараон) – прозревшей традицией. Утонченность мысли об авторитетном лидерстве – созидательной, воскрешающей силе и возрожденной традиции – не может не восхищать. Более того, египтяне все чаще рассматривали Осириса-Гора как пример не только фараона, но и каждого человека в царстве. Этот факт представляет огромный исторический интерес и очень актуален в наше время. Вот что пишет Элиаде о более поздних обрядах погребения в Египте:

Тексты, которые ранее высекались на стенах тайных камер в пирамидах, воздвигаемых для фараонов, теперь стали воспроизводиться на саркофагах знати и даже рядовых, непривилегированных членов общества. Текст саркофагов гласит: «Теперь ты сын царя, принц, и будешь им так долго, пока твое сердце (т. е. дух) будет с тобой». Следуя примеру Осириса, и с его помощью, умершие в состоянии превращать себя в «души», в идеально цельные и потому неуничтожимые духовные существа. Умерщвленный и расчлененный Осирис был воссоздан Исидой и оживлен Гором. Так он открывает новую форму существования: из бессильной тени он становится «личностью», которая «знает», духовным существом, должным образом инициированным[270].

Такое развитие можно также рассматривать как иллюстрацию растущей психологизации, обобщения религиозных представлений и превращения их внешних свойств во внутренние качества. На самых ранних стадиях развития религиозных представлений божества рассматриваются как многочисленные капризные члены наднебесного (бессмертного, недосягаемого для человека) сообщества, существующие сами по себе. По мере того как культура становится более интегрированной и возрастает уверенность в относительной ценности вещей и добродетели нравственности, в пантеоне устанавливается иерархия и на первый план выходит единый бог с множеством родственных черт. Таким образом, развитие монотеизма идет параллельно нравственному обобщению в рамках культуры и отдельной личности. Среднестатистический человек начинает все яснее отождествлять себя с единым образцом для подражания, его черты характера постепенно перестает приписываться божествам. Она становится более явным атрибутом человека как такового, его психологической чертой, а не характеристикой мира, находящегося за гранью его личности. Субъективная сторона высшего создания – его или её индивидуальные свойства – становится более очевидной (по крайней мере, для пытливого ума). Возникает перспектива «мысленного общения» с божеством. Этот процесс зародился в Месопотамии и Египте, но его мощный, длительный эффект наиболее ясно прослеживается у древних израильтян. Их верования стали предвестником христианской революции, которая провозгласила каждого человека сыном Божьим, и современного понятия о правах человека, которое является метафизически обоснованной презумпцией того, что все люди, независимо от их земных достижений, имеют ценность, перед которой должна преклоняться всякая преходящая власть.

Египетский фараон, как и правитель Месопотамии, являлся материальным воплощением процесса, отделяющего порядок от хаоса, и одновременно в буквальном смысле олицетворял государство. Также считалось, что в нем возрождался его собственный отец. Поэтому в идеале фараон/правитель представлял собой исследовательский процесс, который порождает государство, само государство и оживляющий (исследовательский) процесс, который обновляет государство, когда ему угрожает опасность консервативного окостенения. Так называемая психологическая составляющая придает этому чрезвычайно сложному умозрительному представлению дополнительную широту и глубину. Государство – феномен не только культурный, но и духовный. С установлением обычая и традиции оно укореняется в каждом жителе и становится частью его внутреннего мира. Таким образом, государство – это одновременно личность и общественный порядок, объединившиеся в попытке сдержать ужас хаоса (или еще лучше, создать из него что-то хорошее и полезное). Получается, что герой/царь, который создает, воплощает и обновляет социальное устройство, также является той силой, которая создает, воплощает и обновляет личность человека, – и что первое не может существенно отличаться от второго. Улучшая окружающий мир, герой совершенствует себя, а совершенствуя себя, он подает пример миру.

Первоначально «лицо государства» фактически служило ритуальной моделью человека (героя), достойного подражания (сущностью, представленной шаблоном поведения); затем рассказом о таких ритуальных моделях (сущностью, представленной в воображении) и, наконец (гораздо позже),