Путь к блаженству - Патриция Гарфилд

некоторые из этих мужчин благожелательно руководят мною. (Например, один седой джентльмен в очках во сне обучал меня разным способам выхода за пределы физического тела.) Мужчины как персонажи сновидений практически не меняются — зато радикальные изменения претерпевают женские образы.

На смену легкоранимым, страдающим девочкам, во множестве населявшим мои ранние сны, пришли женщины, наделенные внутренней силой. Теперь я порой наблюдаю в своих снах и фантастических существ — таких, как Ветвящаяся Женщина или Женщина С Грудью Из Слоновой Кости. Однажды во сне я спустилась, держась за сырые каменные стены, в подземный грот. Там, в изразцовой палате, по ту сторону прозрачного озера, под поверхностью которого поблескивали великолепные затонувшие статуи, я увидела прекрасную женщину с живыми цветами в длинных темных волосах. Эта женщина, одетая как жрица или богиня, разговаривала с мальчиком. В другой раз я видела, как больная, умирающая королева, закутанная в длинный темный плащ с капюшоном, верхом на коне спасается от погони, пытаясь доставить своего новорожденного ребенка в безопасное место. Я видела женщин и мужчин с волшебными детьми: одним из таких детей был, например, бледный мальчик, чье тело ниже пояса переходило в рыбий хвост; на голове его росли вместо волос сотни крошечных ликов Будды. Я наблюдала великолепные ритуалы плодородия.

В одном из эпизодов длинного сна я увидела еще одну замечательную женщину:

После того как я спасла тонувшего мужчину, я оказываюсь на политическом митинге, куда неожиданно является принцесса. Она выглядит весьма необычно: ее голова и обнаженный торс принадлежат красивой статной женщине, нижняя же часть туловища — как у изящной оленихи. Все тело принцессы — кожа, мех и длинные, струящиеся волосы — имеет снежно-белый оттенок. У основания ее горла узкая полоска белого оленьего меха с ярко-красными крапинами образует как бы ожерелье. На голове растет множество маленьких рожек с закругленными кончиками, в совокупности образующих что-то вроде короны («рожки» указывают на ее связь с Ветвящейся Женщиной).

К ее боку прижимаются четверо маленьких детей, которых она обнимает рукой (этот образ, без сомнения, навеян нашими с Залом четырьмя «детьми»). Вдруг какой-то голос произносит:

Разве иссякнет любовь из-за лишений?

Разве утратит любовь силу в условиях борьбы?

Твердо решив запомнить эту сцену, я заставляю себя проснуться и записываю ее.

(«Принцесса-Олениха», 10 августа 1974 г.)

Иногда, как во сне о женщине и гнойном шарике, я не просто наблюдаю за необычной женщиной, но пользуюсь ее щедрой добротой. Женщины-великанши, ростом около шести футов, утешают и успокаивают меня в моих снах. Одна из таких женщин опустила мою отяжелевшую голову себе на колени, подложив под нее свои густые седые волосы. Другая, врач, показывала мне, как растереть тело, чтобы оно перестало болеть.

В других случаях источник тайны, силы и мудрости находится, кажется, во мне самой — как в «Ксерксе» и других подобных сновидениях, приснившихся мне позднее. В одном из таких снов я красноречиво убеждала в чем-то огромные толпы людей; в другом мои собственные глаза превратились в источник света, распространявшегося всюду, куда бы я ни обратила взгляд. В своих снах я участвовала в мистических ритуалах и в инициационных обрядах — вместе с другими женщинами, которые делились со мной своей силой.

Я убеждена, что это качественное изменение персонажей моих сновидений является непосредственным отражением моего нового представления о себе. По мере того как я научалась справляться с жизненными проблемами, возрастала и сила женских персонажей моих снов. И наоборот, видя во сне умелых, решительных женщин, я становилась более решительной и умелой в своей жизни наяву.

Таким образом, я, можно сказать, сама породила целый ряд сильных женских образов, в том числе многих богинь. В мире моих сновидений произошла своего рода освободительная революция. Я больше не идентифицирую себя со страдающим ребенком в сновидческом обществе, где доминирующую роль играют мужчины; я идентифицирую себя с силой снящихся мне женщин, а иногда (как в сне о Ксерксе и других, более поздних снах) сила исходит непосредственно из меня самой.

Эти перемены в моих снах происходили параллельно с переменами в моей бодрствующей жизни. Некогда кулисы марионеточного театра, созданного отцом, скрывали меня от взглядов зрителей, и все, что мне нужно было делать, — это не забывать текст роли и правильно дергать за веревочки. Теперь я стою одна, посреди сцены, и ничего не боюсь. В детстве я переставляла опорные трости и таким образом заставляла кукол танцевать; позже я научилать «танцевать» сама — и в жизни, и в сексе. Сейчас мне кажется, что танцует каждая клеточка моего тела — потому что во всем теле вибрирует живительный поток.

Я нахожу, что я, сорокатрехлетняя женщина, прошедшая половину жизненного пути, продолжаю развиваться и внутренне, и внешне. Я обнаружила, что могу обходиться без жесткого самоконтроля, который добровольно наложила на себя в юности, дабы сдерживать бушевавшие внутри меня силы. Я даю своему телу свободу — чтобы оно слушалось только танцевального ритма самой жизни; я освобождаю свой разум — чтобы он полагался только на мой собственный опыт. Я позволяю себе размышлять над теми концепциями, которые с точки зрения науки кажутся сомнительными, и пытаться исследовать территории, карты которых трудно отыскать, — царства осознанного сновидения, астральных путешествий и глубокой медитации (что бы ни представляли собой эти царства и где бы они ни находились). Я стала писать с большей свободой и рисую более свободной рукой. Истории и образы из моих снов легко переносятся на кончик пера. Я уже не держу свои мысли на коротком поводке и не пытаюсь сдерживать бушующий во мне поток жизненной энергии.

Один из моих недавних снов хорошо выражает это чувство все возрастающей свободы:

В конце длинного обычного сна я лечу в воздухе высоко над городами, полностью сознавая, что сплю. Внизу разворачиваются сцены из моей прошлой жизни, и я как бы обозреваю свою биографию с высоты птичьего полета. Вот парень и девчонка-подросток целуются, устроившись на ветке большого дерева. Я очень отчетливо вижу город, стоящий у воды — не то на берегу реки, не то возле озера. Внимательно рассматривая все детали (чтобы после определить, действительно ли такой город существует наяву), я принимаю горизонтальное положение и лечу над водой. Свет играет на воде, но я замечаю, что справа от меня бликов больше. Устав от длительного полета, я устремляюсь вниз, со свистом рассекая воздух, и плюхаюсь в воду; в этот момент мое тело начинает пульсировать от сексуального