Психология достоинства: Искусство быть человеком - Александр Григорьевич Асмолов

Благодаря своим учителям, большинства из которых уже нет, я счастливый человек и живу счастливой жизнью. В минуты жестоких нападений на тебя надо сверяться с их системой ценностей, ставшей твоей, и сохранять личностные смыслы, ради которых живешь.

И вот с 1988 года я был счастлив работать с Ягодиным. Это было самое золотое для меня время. Ягодин предложил мне взяться за то, чтобы в стране появилась практическая психология образования. Удалось ли мне это? Да, удалось. Хотел ли я, чтобы она была более действенной и эффективной, чтобы профессиональный уровень психологов был выше, чтобы от иных психологов не хотелось бежать? Конечно.

Более сложным и менее однозначным, когда победы перемежались с поражениями, был период с 1992 по 1998 год в должности заместителя министра образования России. Я бы назвал своей второй большой победой то, что образование России все-таки заговорило языком вариативности. Приятно сознавать, что ты предложил миру свой язык и свою терминологию – «вариативное образование», «развитие по индивидуальным траекториям каждого ученика». Я позитивно отношусь к этому периоду, который многие называют смутным временем. У учителей появились возможности для содержательных перемен в школах. Увы, чаще всего на это накладывалось отсутствие возможностей финансовых (что многое губило). Это было время, трансформировавшее систему образования в России сложным образом, но во многом позитивно. И если в этом есть малая толика моих заслуг, то я счастлив.

Разумеется, так считают не все. Для одних экономический провал системы образования и связанная с этим значительная деградация системы затмевают результаты многих сдвигов к лучшему. Это понятно и, увы, во многом обоснованно. Другим же враждебно само направление ухода от единообразия, сама надежда на свободный выбор детей, учителей и родителей в пространстве школы, их право на свое мнение и отстаивание своей позиции.

Я никогда не был серым кардиналом. Свои взгляды всегда излагал публично. Поэтому на роль Ришелье, которую мне иногда приписывают, явно не подхожу.

У меня своеобразное отношение к тем изданиям, в которых пишут, что асмоловы разрушили образование России. Конечно, читать бредоподобные доносы обидно и горько. Хотя, когда они совсем перебирают через край, это сперва вызывает оторопь, а потом улыбку. Для меня такая ситуация привычна; я больше переживаю за тех, кто рядом.

Авторы таких статей хотят, чтобы мир был неизменен, чтобы он был таким, каким был во времена их детства, а лучше – как 100 лет назад (или 200, или 500). В своей воинственности эти люди так хотят жить в прошлом, что, я думаю, у них это получится. Как я к ним отношусь? Я отношусь к ним психотерапевтически. Я сочувствую им. Потому что, как сказано в известном вам произведении: «Прости им, ибо не ведают, что творят».

Всю жизнь мне задавали вопрос: «Кто за тобой стоит?»

Несколько лет назад один из журналистов (привыкших писать статьи на тему «как асмоловы добивают наше образование») попросил меня во время интервью в моем кабинете, наведя камеру, назвать имена тех, кто меня поддерживает. Не знаю, ожидал ли он, что я стушуюсь, или начну козырять именами неких руководителей в правительстве, или сообщу о тайных деятелях «мировой закулисы».

Я спокойно сказал полную правду. Признался, кто за мной стоит. Подчеркнул, что это действительно люди великие и могучие. И показал на большие портреты в моем кабинете. Леонтьев, Выготский, Лурия, Запорожец, Эльконин. При входе – Сахаров, Лихачёв, Корчак. А также – Тендряков и Окуджава. А еще я был и остаюсь влюбленным в Бахтина, в Лотмана. Они за мной стоят, благодаря им я чувствую свое само-стояние.

Это самостояние не зависит от той или иной должности, которую я занимал. Я и без всякого руководящего кресла могу заниматься аналитикой, писать статьи, выступать, учить студентов. (И кто знает, когда я оказывался более влиятельным.)

И я буду следовать идеологии очеловечивания образования и общества, пока у меня есть силы. Да и кроме всего прочего, среди учительства России, среди значимых других у меня так много близких друзей.

● 

Книга завершается. Но есть профессия, развитию и углублению смыслов которой я посвятил свою жизнь и о которой не смогу умолчать. На ее фоне и попытаюсь увязать все то, о чем говорилось в пяти частях этой книги.

ГЛАВА 31

Улы бка Золушки. Психология в точке бифуркации[55]

Начну с трагикомичного сюжета.

Мне регулярно попадаются на глаза статьи, где в ответ на расширение роли психологии в обществе делаются попытки даже не дискредитации, а демонизации психологической науки. В одной из статей я встретил такую фразу – цитирую: «Создание в 1966 году факультета психологии МГУ, а также объединение вокруг этого факультета целого ряда знаковых фигур: М. Мамардашвили, Г. Щедровицкого, В. Давыдова, В. Зинченко, – является одной из предпосылок появления перестройки, а тем самым гибели Советского Союза. Если бы этот факультет не был создан, неизвестно, как бы пошло развитие общества».

Психологи рассматриваются в статье как особо опасные теневые фигуры, причем личности их приобретают масштаб демиургов. (Особенно забавно, что речь идет о профессии, представителей которой в 1980-е годы можно было собрать если не в одной комнате, то в одном зале. Тогда шутили, что психолог в СССР похож на улыбку Чеширского Кота.

Сегодня, хотим того или нет, мы вновь оказались перед точкой бифуркации. Если те силы, которые хотят нивелировать психологию в обществе, видя в ней опасность, одержат верх, то мы получим новые постановления о лженауке, новые варианты «постановления о психологических (как прежде «педологических») извращениях в системе Наркомпроса».

Конечно, претензии на идеологическое или политическое доминирование для психологов неадекватны (да и недоступны). Я никогда не рискнул бы приписать психологии ничего подобного, такие доморощенные теории были бы смешны, если бы не читались столь печально.

Но в чем должен состоять настоящий разговор про общественную роль нашей профессии? Я думаю, что нельзя свести позицию психологов в обществе к функциям индивидуальной психотерапии, с одной стороны, и к образу кабинетного мыслителя, жителя университетской «башни из слоновой кости», – с другой.

Опыт последних десятилетий высвечивает роль психолога как мастера социального конструирования реальности, опирающегося не только на свою науку, но готового соотносить с ней, увязывать воедино те или иные междисциплинарные позиции. И я убежден, что будущее психологии как науки связано с этой общественной перспективой профессии психолога.

Но прежде чем обсуждать ее, несколько слов о том, как я понимаю сегодняшнее положение самой психологической науки.

● 

За последние 30 лет произошел стремительный сдвиг в разных направлениях психологии. Фоном для этого были