Психология достоинства: Искусство быть человеком - Александр Григорьевич Асмолов

прошлого, но, главным образом, пафос страха за будущее. Не так ли точно должны были чувствовать себя выходцы из Египта, только что переступившие его границы, оставившие за собой привычное и обычное ярмо рабского существования, когда перед ними раскрылись серые дали бескрайней пустыни. Что будет, куда идти, кто знает, где верный путь?»

И далее Выготский пишет:

«Еще вчера все было понятно и ясно, мы так сжились со вчерашним днем. У нас выработалась и укоренилась своя философия рабства.

И вчера еще единой добродетелью была готовность взойти на костер. Связанному, в конце концов, все ясно. Ему не надо мучительно вопрошать, что делать. Но сегодня неожиданно и внезапно вдруг руки развязаны, нечаянно обретена свобода распоряжаться собой, что-то делать, двигаться, куда-то идти. Еще не создалась свободная походка, еще у нас так мало свободных слов, еще не пережит сознанием совершившийся переворот. Еще старая душа в старом теле живет, радуется и трепещет, но встречает новый день. Новый день застал нас не готовыми».

Диагностика ситуации, данная Л. С. Выготским в далеком революционном году, как нельзя лучше характеризует наше время.

Средством адаптации к «шоку от настоящего» часто оказываются бегство от свободы и опора на древние культурные практики, жестко подчиняющие личность традиционно мыслящему обществу. Формируется псевдотрадиционалистская идеология, порождающая в образовании «модернизацию наоборот», педагогику шовинизма и связанный с ней мобилизационный пафос.

Многочисленные управленческие, экономические, экзаменационные, информационные технологии, внедрявшиеся в России последние два десятилетия, все реже обсуждались в связи с пониманием целей и смыслов развития общества, все чаще их внедрение обосновывали ссылками на удобство администрирования и контроля. И вот теперь технологии, которые некогда презентовали в качестве символов модернизации, на наших глазах превращаются в агрессивные инструменты, используемые для отката в архаику.

Новейшие технологии, лишенные культурных смыслов, оборачиваются торными дорогами в средневековье. Незаметно для самой себя «технократическая модернизация» разворачивается в обратную сторону и уже со всей силой давит то, что призвана была развивать.

Возросшее количество запретов характеризует тренды негативной социализации: воспитание исполнителя, марионетки («солдата Урфина Джуса»), человека вчерашнего дня. Такой педагогический тренд характеризуется и воспроизводством архаических комплексов по отношению к современности.

Если верить в действенность провозглашаемых в 2020-е годы российских школьных стандартов, то ими будет запущена цепная реакция, трагическая цепь событий. Вот звенья этой цепи: перегруженное и неинтересное для детей безликое содержание образования → мозаичная клиповая картина мира → замученное сиюминутным репрессивным контролем сознание учителей → всеобщая демотивация и обезличивание → потеря интереса к образованию у детей и учителей → бесцветность школы и ликвидация разнообразия → распад и без того зыбкой связи поколений – учителей, родителей и детей → уход детей из школ в социальные сети → рост тревожности, агрессии, буллинга, жестокости, травли учителей, детей и родителей → всплеск детского и подросткового отчаяния, вплоть до суицидов.

Наверное, подобный удар смягчит выкованное десятилетиями высокое искусство отечественной школы «меняться, не меняясь»: с готовностью имитировать выполнение очередных распоряжений начальства таким образом, чтобы по возможности никто не почувствовал перемен.

Но то ли здесь искусство, которому нужно радоваться и на которое возлагать надежды?

Знакомо ли вам такое определение: страна гибнет тогда, когда взрослые становятся неинтересны собственным детям?

● 

Я пишу эти строки в тот период, когда школьному образованию вкупе с единым учебником и униформой вновь пытаются навязать учебные стандарты буквально юрского периода. Стандарты лояльности, которые возникают из страхов бесперспективности жизни и, как следствие, поисков идеалов в прошлом. Перемещение бесчисленных подробностей знаний по учебным дисциплинам из предметных программ в «тело» стандарта государственных требований делает его перегруженным и провоцирующим жесткость контроля, который всегда будет находить виноватых.

Критика вариативности – сегодняшняя реальность. Тем не менее я считаю эту критику наивной, а требования «вернуть все как было» несостоятельными, прежде всего потому, что невозможно повернуть историю вспять, невозможно вернуться в прошлое.

Те, кто говорит, что вариативность мешает учителю, отчасти правы, но они тогда должны добавить, что вариативность мешает учителю, который не умеет думать. А ведь образование хорошо бы нацеливать на то, чтобы учитель, так же как и ученик, привыкал думать и обладал выбором для конструирования возможностей развития.

О самопонимании в профессии

И все так же, не проще,

Век наш пробует нас —

Можешь выйти на площадь,

Смеешь выйти на площадь,

Можешь выйти на площадь,

Смеешь выйти на площадь

В тот назначенный час?!

Александр Галич. Петербургский романс

Можешь пойти в школу?.. Смеешь войти в класс?.. Отважишься ли побороть страх, что будешь не интересен своим ученикам?

Все эти вопросы пульсируют в сознании ищущего педагога – будь он воспитатель детского сада, школьный учитель или же преподаватель вуза. Антропологическая профессия – профессия учителя – имеет смысл, пока такие вопросы живут в сознании тех, кто занимается взращиванием человека. Как только ветер времени выдует эти вопросы из сознания, нужно решиться и сказать: это уже не мое. Я уже не учитель… и мне нужно искать другое дело.

Я не наивен. Смешно повторять пафосные слова, что труд учителя – это и труд, и подвижничество. Не только смешно, но порой и прекраснодушно-цинично. И в прежние годы, и сейчас это слишком часто полуправда. Но только если это сплошная неправда, то играть роль учителя, педагога или воспитателя совершенно незачем.

Нужно ли сожалеть о тех учителях, которые спрятались от сложных вопросов, отказались от возможности стать мастерами взращивания личности? Подозреваю, что жесткий ответ звучит в той цитате из Карамзина, которую Галич выбрал эпиграфом к «Петербургскому романсу»: «Жалеть о нем не должно, / …он сам виновник всех своих злосчастных бед, / Терпя, чего терпеть без подлости – не можно…»

Три ипостаси понимающего учителя

Умирают мои старики —

Мои боги, мои педагоги,

Пролагатели торной дороги,

Где шаги мои были легки.

Борис Слуцкий

Все мы (родители, учителя, воспитатели детских садов, специалисты колледжей, директора, ректоры…) обладаем шансом стать мастерами самой значимой для общества школы – школы поколений. Таких мастеров Борис Слуцкий щедро одарил строкой «Мои боги, мои педагоги».

Боги управляют молниями, а мастера школы поколений управляют рисками.

Будем помнить, что мы в ответе за тех, кого нужно понимать. Нам нужно именно понимать, а не приручать тех, кто будет пролагать торную дорогу очередного десятилетия нашего сетевого века.

Учитель XXI века – это значимый