Психология достоинства: Искусство быть человеком - Александр Григорьевич Асмолов

рейтинге страхов самую высокую строку занимал страх смерти. (И это нормально, так проступает инстинкт самосохранения. Если кто-то вам говорит, что у него вовсе нет страха смерти, отнеситесь к нему с психотерапевтическим пониманием.) Но в социологическом опросе первое место на пьедестале страхов занял страх потери смысла жизни.

Виктор Франкл, автор книги «Человек в поисках смысла», был бы удивлен вескости и точности своего заголовка. Я хочу, чтобы вы понимали: люди, которые теряют опоры и не знают, как жить дальше, испытывают страх, который может быть деструктивным. Подобный страх вызывает феномен выученной беспомощности: мы складываем лапки и причитаем: «Что воля, что неволя – всё одно», – как Марья-искусница в известном детском фильме.

Но если вы не воспримете страх как разрушительный, а обернете его себе на пользу и сочтете сигналом «ищи смысл», «пойми, что с тобой происходит», «найди выход» – такой страх может оказаться и целительным, и конструктивным.

Театр: эмиграция во вторую реальность?

…Вы говорите, что сейчас театр, эмиграция во вторую реальность, часто спасительная как для творцов, так и для зрителей, кажется малодушием и даже чем-то аморальным. Стыдно бежать от ужасов жизни (отвлекаться от ужасов «первой реальности»), стыдно заниматься прекрасным, обсуждать спектакли, забываться.

Мне вдруг вспоминается замечательный фильм «Айболит–66». Уникальная роль театра как карнавальной или смеховой культуры (вспомним смыслы Михаила Бахтина) во времена кризисов только возрастает. Михаил Бахтин и Дмитрий Лихачёв когда-то четко показали в своих книгах, что там, где люди способны смеяться над собой, где карнавальная культура смеется над принудительным лицемерием и единообразием, – там сохраняются атмосфера сопротивления безысходности и пространство конструирования будущего.

Если в пандемию вперед выходили врачи, то в дни нынешней трагедии могут выйти именно мастера социодрамы, психодрамы – и собственно мастера театра. Ведь театр – это не бегство в другую реальность. Нет и еще раз нет. Это не уход в виртуальное пространство, где вы можете только отсидеться. Благодаря театру с его неоднократно описанной функцией катарсиса мы получаем возможность не быть распятыми той реальностью, к которой нас пригвоздили наши же собственные страхи.

Театр – это искусство жизни, вырывающее нас из привычек выживания. И театр нарушает гомеостатические схемы сотворения мира с неизбежными финалами, которые нам пытается навязать обыденность. (Театр по природе своей – враг гомеостаза.)

В театре, даже если играется тяжелое произведение, все равно рано или поздно проигрывается несчетное множество иных реальностей. Он выполняет в широком смысле функцию преодоления (театрализация обыденного, вспомните Евреинова). Тем самым открывается мир иных возможностей.

● 

Загляните в недавно вышедшую книгу Шаммы Шахадат «Искусство жизни: Жизнь как предмет эстетического отношения в русской культуре XVI–XX веков»[53] с портретом Мейерхольда на обложке. Когда я ее открыл, то прочел пророческие строки из философического письма Петра Яковлевича Чаадаева Екатерине Пановой в 1829 году: «Что касается вас, сударыня, то вам прежде всего нужна новая сфера бытия, в которой свежие мысли, случайно зароненные в ваш ум, новые потребности, порожденные этими мыслями в вашем сердце, и чувства, возникшие от их воздействия в вашей душе, нашли бы действительное применение. Вы должны создать себе собственный новый мир, раз тот, в котором вы живете, стал вам чуждым…»

По сути дела, когда мы достигаем расширения границ действительности, того, что несет искусство и театр, мы выступаем не просто как мастера сказкотерапии, мастера психодрамы или социодрамы: мы помогаем человеку не потерять свое собственное «я» в драматических ситуациях его личной жизни.

Искусство очеловечивания в трех цитатах

В памяти всплывают два примера.

«Почему вам не страшно сочинять ваши взрывающие советскую действительность песни? – спросили Александра Галича. – Вы успешный человек, у вас же все есть для благополучия». И ответ Александра Галича был мужественно гениален. Я достаю его из своего сознания, когда мне становится страшно: «Да, конечно, я успешен… Но как бы вам это сказать… тема сильнее страха».

Еще один пример. Однажды при мне Владимира Тендрякова спросили: «Что это вы эдакое странное пишете – то про культ личности, то про ужасы войны? Тогда поясните, что же такое соцреализм и как вы к нему относитесь».

И Владимир Тендряков, как всегда окая, нараспев, ответил: «А как относиться к тому, чего нет?»

Вдруг оказалось, что можно, не покривив душой, спокойно сказать, что вовсе не существует того явления, в верности которому ежедневно клянутся тысячи твоих коллег по ремеслу.

Это про наши страхи.

Театр – искусство очеловечивания. Сегодня, чтобы побеждать страхи и оставаться человеком, нужно именно искусство очеловечивания. Смыслообразующая миссия театра бесспорна. Он помогает понять, как совладать со страхами, совладать с бесчеловечной реальностью, где смыслы подменены симулякрами.

…Не убегаю от ответа, а задаю следующий вопрос. Что такое абсолютное зло? Абсолютное зло – я это повторял и повторяю – это отсутствие альтернатив. Когда мы соглашаемся с тем, что от нас ничего не зависит и выбора нет, то оказываемся в мире абсолютного зла и скатываемся по пути расчеловечивания.

Я вспоминал слова замечательного историка Карло Гинзбурга: «Не так важно разоблачить ложь, как важно понять, как она работает!»

Авторитарная и тоталитарная системы формируют ситуацию потери критического мышления, а значит, приводят к потере самих себя. Как они это делают, можно продемонстрировать на примере не только индивидов, но и народов, попадавших под влияние мощной технологии «группомыслия», о которой писал Эрих Фромм; тех масс, которые оказались перед возможностью войти в открытую дверь, но предпочли бегство от свободы.

А что такое, по сути, искусство или театр? Для меня театр – это ведь и возможность конструирования альтернатив даже на пороге абсолютного зла.

В подобных обстоятельствах, когда вы вдруг проецируете свои страхи встречи с зомбированными людьми и говорите себе: «Все кончено, все завершено, я ничего не могу сделать», – вы тем самым усиливаете эффект абсолютного зла. Поймите меня, это крайне опасная стратегия. А когда вы говорите: «Я все равно, несмотря ни на что, продолжаю держаться смыслов своей жизни и своего предназначения; и я, несмотря ни на что, постараюсь помогать близким мне людям, и с бо́льшим усилием, чем прежде» – это уже совсем другая стратегия.

Но мы-то здесь! И перед нами альтернатива: либо сказать «давайте сгинем» – и тогда привет шварцевскому Дракону. Но можно поставить вопрос иначе: когда писалась шварцевская пьеса – разве ее автор жил в менее страшной стране? Когда писался «Тот самый Мюнхгаузен»? Или когда творил гениальный Мейерхольд?..

Во все периоды нашей истории находились личности, живущие поверх барьеров, делавшие что-то, влияющее на будущее непредсказуемым и удивительным образом.

А потом вдруг жизнь