Карты смысла. Архитектура верования - Джордан Питерсон

поклонения предкам, она призывает нас не терять связи с мертвыми (то есть сохранять мудрость, защитную силу и наставления прошлых поколений). Это мощное побуждение пять тысячелетий назад дало толчок строительству мегалитов – массивных каменных «заветов прошлого» – в географической зоне, простирающейся от Западной и Северной Европы через Ближний Восток до Тибета и Кореи[341]. Мегалиты (как и современные некрополи или кладбища) – это «города мертвых», хранящие память и символизирующие преемственность культуры. Элиаде отмечает:

Мегалиты имеют отношение к определенным идеям, касающимся существования после смерти. Бо́льшая часть памятников возводится в ходе церемоний, назначением которых является защита души во время ее путешествия в загробный мир, но они также обеспечивают вечное загробное существование как тем, кто воздвигал их, так и тем, для кого они были сооружены. Кроме того, мегалиты представляют собой, по существу, зримое воплощение связи между живущими и мертвыми; их назначением было увековечение магической силы тех, кто их построил, или тех, для кого они сооружались, а также обеспечение плодовитости людей, скота и посевов[342].

Также он пишет:

Благодаря этим мегалитическим сооружениям умершие приобретают исключительную силу; однако, поскольку ритуалы обеспечивают общение с предками, такая сила может быть передана и живущим… Мегалитические же религии характеризует тот факт, что идеи вечности и неразрывности жизни и смерти воспринимаются через поклонение предкам, отождествляемым или связанным с камнями[343].

То, что высечено в камне, запоминается, а то, что хранится в памяти (при отсутствии постоянных письменных средств общения) есть ценность культуры, значимость открытий всех наших предков. Прошлое, образно представленное в виде камня, является мифическим предком-героем – Осирисом, основателем общины. В традиционных сообществах благоговейное подражание действиям этого важнейшего персонажа, измененное временем и абстрактным представлением, сохраняет исконную, мощную силу (даже в революционных культурах, таких как наша). Поступки древних людей состоят из ритуального копирования и одновременного соблюдения табу – из действий, ограниченных обычаем. Стремясь достичь определенной цели, они строго следуют образцу. Эта модель поведения была установлена их прародителями в период, охватывающий все время, и в пространстве, принадлежащем богам (фактически во внутреннем пространстве членов его общины). В конце концов, его традиция – это не просто могучее влияние прошлого, но та сила, которая существует и представлена в настоящем. То, что запоминается, воспринимается как образец – шаблон действий, характерных для культуры. Эта культура создает сверхъестественных существ, живших еще до наступления тех времен, о которых остались воспоминания. Эта модель считается традиционным поведением, установленным и упорядоченным тем, кто смог запустить процесс адаптации, то есть бессмертной, исключительно важной личностью, которая постоянно борется со страхом смерти и создает условия, помогающие поддерживать жизнь:

…для представителя традиционных обществ все значимое – то есть все созидательное и впечатляющее – случилось в глубокой древности, в мифические времена.

В каком-то смысле можно сказать, что для архаичного человека история «закрыта», она исчерпала себя в нескольких грандиозных событиях, произошедших очень давно. Открывая полинезийцам различные способы ловли рыбы в пучине вод, мифический герой, живший в начале времен, в мгновение ока продемонстрировал все возможные формы этого занятия; с тех пор всякий раз, отправляясь на рыбалку, полинезийцы повторяют жесты мифического героя, то есть копируют сверхчеловеческую модель поведения.

Однако при правильном рассмотрении эта история, сохранившаяся в мифах, законченна только внешне. Если бы представитель первобытных обществ довольствовался постоянным подражанием тем немногим образцам движений, которые описаны в мифах, было бы невозможно объяснить бесчисленные нововведения, которые он перенял с течением времени. Нет такого понятия, как абсолютно закрытое первобытное общество. Мы не знаем ни одного примера общины, которая не заимствовала бы некоторые культурные элементы извне или не изменила бы по крайней мере несколько своих устоев благодаря этим заимствованиям, – короче говоря, той, которая не имела бы истории. Но, в отличие от современного социума, первобытные общества принимали все новшества как «откровения», а следовательно, как имевшие сверхчеловеческое происхождение. Считалось, что орудия труда или оружие, которые были заимствованы, модели поведения и устои, которым подражали, а также усвоенные мифы или верования обладали магической, сакральной силой. Действительно, именно по этой причине их заметили и постарались перенять. И это еще не все. Считалось, что предки получили первые культурные откровения от сверхъестественных существ, именно поэтому они были приняты. А поскольку традиционные общества не обладают исторической памятью в строгом смысле этого слова, потребовалось всего несколько поколений, а то и меньше, чтобы недавнее новшество стали почитать как первобытное откровение.

В конечном счете можно сказать, что хотя традиционные общества «открыты» для истории, они склонны относить каждый новый опыт к началу времен, рассматривать все события сквозь призму одного и того же исконного мифического представления[344].

Общественный строй, возникающий со временем после окончания «битвы богов», может быть наиболее тесно связан с личностью (принятой всеми, кто разделяет ту же культуру). На самом деле это образ умерших героев прошлого (ранее осмысленных персонажей), и чаще всего его символизирует фигура Великого Отца, одновременно олицетворяющего порядок и тиранию. То есть культура обуздывает природу. Архетипический Великий Отец защищает своих детей от хаоса, сдерживает докосмогонические воды, из которых все родилось и в которые все вернется, а также является прародителем героя. Защитная сила доброй традиции, воплощенная в форме политического строя, становится общей темой мифологии/повествования. В качестве примера давайте рассмотрим и проанализируем польскую народную сказку «Как веселый портной стал королем»[345]. Главный герой Ниточка – простой портной. Он мужественно помогает раненой цыганке, то есть человечно обращается с чужаком, олицетворяющим «эмиссара хаоса». В благодарность цыганка дает ему ценный совет: если он пойдет на запад, то станет королем. Ниточка обзаводится попутчиком – пугалом по имени Граф Пугало – и переживает с ним множество приключений. Наконец оба путешественника прибывают в город Пацанув и с удивлением наблюдают за тем, что там происходит:

Стоял погожий солнечный день, но над Пацанувом дождь лил как из ведра.

– Не пойду я туда, – проворчал Граф Пугало, – у меня шляпа намокнет.

– Даже я не хочу становиться королем такого мокрого королевства, – сказал портной.

Вдруг навстречу путникам бросилась толпа горожан во главе с бургомистром, восседавшим на подкованном козле.

– Помогите нам, господа, – взмолились они.

– А что у вас за беда? – спросил Ниточка.

– Нам грозят потоп и разрушения. Неделю назад скончался наш король, и тут же на этот прекрасный город обрушился ужасный ливень. Мы даже не можем развести огонь в каминах, потому что в дымоходы хлещет вода. Почтенные господа, мы гибнем!

– Как скверно! – мудро заметил Ниточка.

– Очень, очень скверно! А как