Карты смысла. Архитектура верования - Джордан Питерсон

строятся с течением времени по неизменному образцу действий, описанному на языке мифов как характерная особенность архетипического героя, бога солнца. Эти схемы накапливаются на протяжении веков (благодаря подражанию и другим формам передачи памяти), но не всегда согласуются друг с другом. Разные методы приспособления, наработанные с таким трудом, борются за то, чтобы стать доминирующими. Эта зачастую жестокая схватка происходит внутри каждого человека, между людьми внутри обществ и между обществами. Возникает проблема организации: как упорядочить возможности, приобретенные вами лично или скопированные у кого-то другого? Как осмыслить накопление знаний и мудрости в ходе истории? В конце концов, в любой ситуации существует множество вариантов поведения. Более того, разное толкование происшествия делает изменчивой даже саму ситуацию. Как конкурирующая множественность потенциальных вариантов может превратиться в некое единство, которое обеспечивает их мирное (и взаимовыгодное) сосуществование? Короче говоря, как можно построить общество и не дать ему распасться?

Процедурные знания, приобретаемые в ходе героического поведения, не организуются и не объединяются внутри группы и отдельного человека путем простого накопления. Процедура «А», подходящая в одной ситуации, и процедура «Б», подходящая в другой, могут столкнуться в жестоком противостоянии в третьей ситуации. В таких условиях неизбежно разгорается внутрипсихический или межличностный конфликт. Когда возникает подобный антагонизм, необходима моральная переоценка происходящего: варианты поведения строго упорядочиваются или, реже, разрушаются, реорганизуются и заменяются целые системы нравственных устоев. Эти организация и перестройка происходят как следствие абстрактной, внутренней или межличностной «войны». В основном человек становится субъектом невыносимого конфликта из-за воспринимаемой (эмоциональной) несовместимости двух или более предполагаемых результатов определенного поведения. Внутренний конфликт часто возникает, когда достижение нужного результата в настоящем неизбежно мешает достижению желанной цели (или избеганию страшных последствий) в будущем. Чтобы удовлетворительно разрешить такой конфликт (например, сделать выбор между искушением и моральной чистотой), требуется выстроить абстрактную нравственную систему, достаточно мощную, чтобы позволить будущему благу управлять реакцией на то, к чему оно приведет сейчас. Однако даже этого мало, если рассматривать противоречивую ситуацию только как внутрипсихическое явление. Человек, научившийся последовательно объединять в одну систему свои собственные конкурирующие побуждения, тем не менее, обречен на конфликт с другим людьми в ходе неизбежного преобразования личного опыта. То есть если вы пришли к согласию с собой, по крайней мере в общих чертах, вы все еще подвержены эмоциональному расстройству, неизбежно возникающему при межличностном взаимодействии. Кроме того, это свидетельствует о недостаточной внутренней организации, поскольку удовлетворить многие основные потребности можно только с помощью других.

Проблемы, поставленные будущим «я» (чье все еще потенциальное существование следует принять во внимание и использовать для управления действиями в настоящем), очень похожи на проблемы, возникающие из-за присутствия других, о чьих эмоциональных реакциях можно лишь догадываться (о них можно сделать вывод, но не непосредственно пережить). Человек, приспособленный к жизни в обществе, научился придавать «абстрактному другому» (будущему «я» и другим людям) онтологический статус, равноценный переживаемому «я». Его научили использовать существование некоего другого как руководство к правильному действию и толкованию происшествия в настоящем. То есть социальное существо оценивает все индивидуальные действия с точки зрения их вероятных текущих и будущих последствий для себя и для других, которых может коснуться возникшая ситуация. Такая оценка часто совершается непосредственно, в процессе сознательного обдумывания. В качестве альтернативы человек, прекрасно уживающийся в обществе, действует, «как если бы» он обдумал вопрос, не сворачивая с проторенного нравственного пути (который был проложен под совокупным давлением истории из необходимости поддержания внутренней гармонии и социального порядка).

Более скрытая информация (как в последнем случае) появляется благодаря обмену эмоциональными сведениями, сопутствующими данным шаблонам действий, при потенциальном отсутствии четкого обоснования. Кто-то, например, уловил тонкий презрительный жест и понял, что его поступок (теоретически правильный и даже очевидно безвредный) просто неуместен, а значит, традиция считает его вредным для человека и общества. Это не так легко понять, но все же это важно. Именно такие необоснованные правила составляют скрытую информацию, закодированную в социальной структуре и далеко не всегда помещенную туда рациональными средствами. Эти знания необязательно постигаются с помощью повествования, но тем не менее они передаются и находят отражение в мифах и преданиях вследствие расширенного распознавания и анализа образцов действия.

Таким образом, истории, которыми живут отдельные люди (составляющие схемы толкования событий, направляющие действия и регулирующие эмоции), появляются неожиданно и формируются из-за необходимости упорядочить противоречивые внутренние биологические потребности в течение переменных промежутков времени в присутствии других людей, попавших в ту же ситуацию. Сходство запроса (ограниченного физиологической структурой) и контекста (ограниченного социальной реальностью) порождает сходство ответных реакций, которое, в свою очередь, лежит в основе возникновения общих нравственных убеждений. Именно они объясняют, почему в разных культурах появляются похожие мифы. Получается, что такие общие точки зрения относятся к чему-то реальному, поскольку неожиданные свойства появляются в обычной жизни (и большинство вещей, которые мы рассматриваем как реальные, имеют именно такие неожиданно всплывающие особенности).

Реакция первенца на новорожденного брата или сестру отлично иллюстрирует взаимодействие между внутренним, межличностным и социальным. Старшего ребенка тянет к малышу: ему любопытно, он чувствует родственную связь. В то же время грудничок зачастую получает львиную долю внимания родителей, иногда в ущерб более взрослым детям. Из-за того что мама и папа заботятся о ком-то другом, старший брат или сестра чувствуют себя брошенными и начинают капризничать. У них возникает внутренний конфликт: дети чувствуют любопытство, раздражение и привязанность к новому члену семьи, потому что это существо требует внимания и оказывает влияние на (когда-то) предсказуемые отношения в семье. Защитное поведение родителей, которые стараются ограничить агрессию со стороны старшего ребенка, еще больше усложняет ситуацию (появляются дополнительные требования социальной единицы, хотя положение и без того непростое). Как ребенку разрешить свои конфликты? Он должен создать себе образ, который поможет принять новорожденного (стать настоящим старшим братом или сестрой). Это значит, что он может подчинить свою агрессию чувствам страха, вины и стыда, которые породило решение родителей, принятое от имени ребенка. По крайней мере, он будет относиться к малышу «по-человечески» в присутствии папы и мамы. Он может научиться вести себя так, как будто агрессивная реакция, вызванная изменением его статуса, в целом менее желательна, чем родственные чувства. Эта позиция «как будто» может легко подкрепиться, если ситуация несколько изменится: старший ребенок станет получать от младшего брата часть внимания, которое ему больше не уделяют родители, по крайней мере, если он прилежен и искренен в своих попытках быть дружелюбным. У него также могут появиться более независимые интересы, соответствующие новому положению относительно зрелого члена семьи. В первом, простейшем случае (когда агрессия подчиняется страху) ребенок упорядочивает свои