Карты смысла. Архитектура верования - Джордан Питерсон

для организации общества без применения силы. Однако, несмотря на отсутствие очевидного понимания, проведение переговоров указывает на отождествление с героем (вечным средством воцарения мира), поскольку Божественный миротворец – это одно из его многочисленных обличий. Таким образом, стремление договориться в споре является как спонтанным воплощением Спасителя, так и источником информации для создания историй о природе героя (которые будут приносить пользу в будущем).

В случае с детьми, не поделившими игрушку, родитель может (чисто гипотетически) предоставить более сильному ребенку приоритетное право доступа к желаемому объекту. Этим он сформирует моральное убеждение в том, что вещь (и агрессивное желание, которое вполне может быть «объединено» с вещью) является чем-то более ценным, чем эмоциональное или физическое состояние побежденного. Родитель может (также гипотетически) авторитетно вмешаться в ссору детей, попросить их разрешить возникший конфликт интересов, не опираясь на утверждение «сильный всегда прав», и выстроить иерархию ценностей, управляющую поведением при хаотично возникшем обоюдном желании обладать привлекательной, но единственной игрушкой. Сформированная иерархия суммарных взаимодействий в некогда неисследованной области составляет нашу культуру.

Если рассматривать более многочисленную группу, «смысл» объекта, то есть его значение для управления эмоциями и совершения поступков, определяется социальными последствиями предпринятых действий и выводов, сделанных в его присутствии. Таким образом, внутренние побуждения соперничают за то, чтобы выйти на первый план под влиянием общественных норм. К примеру, значимость эротических заигрываний конкретной женщины (пробуждает ли ее поведение богиню любви или бога страха) будет зависеть от ее нынешнего положения в определенной социальной иерархии. Если она не замужем и ее поступки уместны, она возбудит желание. Если же это слишком пьяная жена крупного и опасного мужчины, она, скорее всего, попадет в категорию «того, от чего лучше побыстрее убежать».

Когда исследование оканчивается наказанием, страх будет сдерживать стремление к познанию, соответствующее подобной ситуации. Когда подчинение происходит при изучении природного объекта, мы делаем вывод, что усвоили нечто новое об окружающем мире (по крайней мере, о той его части, которая сулит опасность). Когда речь идет об обществе, ситуация несколько усложняется. Шаблон действия, вызванного побуждением (даже сама мотивация), может тормозиться страхом, поскольку его выражение в публичном поведении приводит к социальному отвержению (или другому надличностному наказанию). Таким образом, структура побуждений человека отражает последствия поступков, совершенных в мире природы и в обществе. Существует изоморфная связь между внутренней мотивацией и внешним социальным миром. Именно по этой причине политическая позиция и психологическое состояние могут в некотором смысле считаться тождественными (люди с легкостью начинают ассоциировать себя с общественной группой, к которой они принадлежат).

Культурно обусловленное значение объекта (первоначально воспринимаемое как его характеристика) на самом деле скорее содержит скрытую информацию о природе существующей иерархии доминирования, которая частично переродилась в абстрактную гипотезу об относительной ценности своих и чужих вещей. Тот, кто владеет чем-то, определяет значение этого предмета, а иерархия доминирования показывает, кто и чем владеет. Объект характеризуется приписываемой ему ценностью, которая выражается в виде (социально обусловленной) системы обещаний, вознаграждений, угроз и наказаний, связанных с воздействием конкретной вещи, контактом с ней, ее употреблением или неправильным использованием. Это, в свою очередь, определяется эмоциональной значимостью вещи (ее уместностью или неуместностью при достижении цели) для тех, кто изучает ее природу, попутно оценивая, редкая она или распространенная, а также обладает она притягательной силой или нет. Психиатр и основоположник экзистенциальной психологии Людвиг Бинсвангер так комментирует эту мысль:

Все «превращения эгоистичных инстинктов в социальные», а следовательно, все изменения дурных побуждений в хорошие побуждения и наклонности происходят, согласно Фрейду, по принуждению. «Первоначально, то есть в человеческой истории [такие трансформации происходили] только в условиях внешнего принуждения, но они [происходили] благодаря привнесению в мир наследственной предрасположенности к таким трансформациям, а также благодаря их сохранению и укреплению «в течение жизни отдельного индивида». Действительно, все это «развитие» принимает направленность, в которой интроецируется внешнее принуждение, полностью усвоенное в случае сверх-Я. Как мы знаем, эта трансформация происходит «посредством добавления эротических компонентов»: «мы узнаем, что быть любимым – это преимущество, благодаря которому мы можем обойтись без других преимуществ». Таким образом, «посредством самоотречения от инстинктивных удовлетворений, при содействии каждого нового совершенствования, служащего целям этого самоотречения», развивается культура.

Все это характеризует чистый образчик homo natura: соматические инстинкты, получение удовольствия (жертвование меньшим ради большего), сдерживание по причине принуждения или давления со стороны общества (прототипом является семья), эволюционная история в смысле онтогенетических и филогенетических трансформаций внешних требований во внутренние и наследование этих трансформаций[340].

Приводит ли конкретная стратегия поведения (планирование или исследование) социальных животных к положительному или отрицательному результату в определенной ситуации, зависит от природы общественной среды, в которой она проявляется. Любой объект, способный сподвигнуть на поступок, обязательно является частью окружающей обстановки для социальных животных; важную роль в определении ценности объекта играют особенности общественной среды. Именно определение достоинств предмета или явления, характерное для социума, делает его нейтральным, опасным, многообещающим или удовлетворяющим, во многом независимо от его объективных свойств. Общественно обусловленная эмоциональная значимость объекта естественно воспринимается как его характеристика. То есть флюиды, излучаемые гитарой Элвиса Пресли, являются «частью» этой гитары. Это означает, что смысл вещей в социальном контексте фактически является информацией о структуре этого контекста (а также частью объекта – его «магией» – с мифологической или повествовательной точки зрения).

Определение значения предметов и явлений, обусловленного общественной средой, то есть выявление моделей поведения, уместного в данной ситуации, означает соприкосновение с устройством культуры, обеспечивающей предсказуемость происходящего потока событий. Участие в характерных процессах и представлениях (то есть принятие социальной идентичности) повышает способность предугадывать поступки других людей и свои собственные действия, а следовательно, и умение управлять эмоциями благодаря приливам и отливам океана жизни. Потенциальная непредсказуемость во многом сдерживается общей идентичностью, составляющей культуру. Уникальность общества, которая представляет собой историю о том, чем являются вещи (включая самого человека и других людей) и чем они должны быть, ограничивает в противном случае невыносимую изначальную мотивационную важность предельно непознаваемого эмпирического объекта. Неизвестное окружает человека, как море окружает остров. Оно вызывает эмоции и побуждает к действию, когда показывает свое устрашающее, но многообещающее лицо. Культура создается вопреки этой вездесущей силе (но во взаимодействии с ней и из уважения к ней) и служит барьером, усмиряющим эмоции, защищающим от созерцания невыносимого лика Бога.

Именно консервативность общества гарантирует, что прошлое, которое перевоплощается и вспоминается в настоящее время, все еще является основным источником нравственной добродетели и эмоциональной защиты. Всплывающее в памяти прошлое – это мифический Отец, более абстрактно отраженный в одном из ликов христианской Троицы. Его сила воспевается в обрядах