Карты смысла. Архитектура верования - Джордан Питерсон

попадает в бурю или в логово диких зверей, он претерпевает мучения, его погребают заживо, околдовывают, расчленяют, потрошат, жестоко обманывают. Но он одерживает верх над чудовищем, освобождает тех, кто был ранее побежден, и получает или возвращает потерянную или ранее невиданную ценность, (девственную) женщину или сокровище. Преобразившись, став гораздо старше и мудрее, он возвращается домой с законной добычей и с триумфом воссоединяется со своей общиной, которая значительно обогащается или даже полностью преображается, восхищаясь его примером[330].

Вдохновляясь мифами, скульпторы и живописцы часто изображают битву героя. На рисунке 39[331] показаны все типичные элементы метамифа: обнесенный стеной город или замок (община, которой грозит беда); крылатый дракон, вышедший из преисподней (чье логово обложено костями мертвых); герой, вооруженный мечом, который разрубает Левиафана на куски и создает мир; и Дева, освобожденная из лап чудовища, которая олицетворяет благодатный, созидательный и плодотворный аспект неизвестного. (Город обычно изображается на горе, змей – в долине или за рекой. Сражение происходит на закате, когда бог солнца встречается с крылатым повелителем ночи[332].)

Рис. 39. Замок, герой, змей и дева: битва святого Георгия с драконом

Мифы о солнце изображают путешествие героя, используя одновременно мотивы боя с драконом и морского путешествия во тьме. Герой обычно отождествляется с солнцем (светом разума), которое каждую ночь пожирает змей запада, живущий в пучине вод. Происходит жестокая схватка с чудовищем, и наутро герой выходит победителем, возрождаясь на востоке:

В последовательности «опасность, сражение, победа» центральным символом реальности героя является свет, значение которого для сознания мы неоднократно подчеркивали. Герой всегда несет свет, он его эмиссар. В самой низшей точке ночного путешествия по морю, когда герой-солнце попадает в подземный мир и должен выжить в битве с драконом, в полночь зажигается новое солнце, символизируя победу над тьмой. В самый тяжкий день года Христос рождается как сияющий Искупитель, как свет года и Свет мира, в его честь ставят рождественскую елку в день зимнего солнцестояния. Новый Свет и победу символизирует сияющий нимб[333].

Владыка Месопотамии и фараоны Египта почитались как боги солнца. Они были воплощением этой высшей силы – вечного победителя в бесконечной битве порядка и хаоса, света и тьмы, известного и неизвестного. В аллегорическом смысле их можно считать первыми истинными личностями, по крайней мере, с точки зрения западной исторической традиции. Египтяне полностью посвятили свою культурную деятельность прославлению правителей. Люди неосознанно чувствовали свою причастность к обожествляемому фараону (отождествляли себя с ним и подражали ему). Затем эту мысль развили (абстрагировали и обобщили) древние греки, которые считали, что у каждого мужчины есть душа. Наконец, иудеи и христиане довели эту теорию до логического завершения: каждый человек получил абсолютную и неприкосновенную личную ценность в глазах Бога – или (потенциальное) отождествление с ним.

Великая Мать – воплощение непознанной новизны. Герой – ее сын и любовник, отпрыск мистического брака – это драматическое (сначала конкретное, поведенческое, затем подражательное, образное и, наконец, словесное) представление образца действий, позволяющих творчески использовать неизвестное. Потенциал для выражения (а также восхищения и представления) этого шаблона составляет наследуемую характеристику человеческой психики, которая постоянно выражается в поведении и в культурной деятельности людей. Сохранение динамического образа героя в мифе происходит благодаря многовековым наблюдениям и рождению гипотез об основной природе Homo sapiens – исторического животного. Его совершенствование шло по сложному пути все более абстрактного описания и переосмысливания себя и других.

Герой – это шаблон, с помощью которого постигается неведомое; он неизбежно появляется там, где люди добиваются успеха. Следование этой основополагающей модели гарантирует, что уважение к процессу исследования (и необходимой перестройки верований, сопровождающей этот процесс) всегда будет превосходить все прочие умозаключения, включая стремление поддерживать неизменность веры. Вот почему Иисус Христос, главный герой западной нравственной традиции, говорит: «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (Ин. 14:6). По этой же причине верность восточному пути (Дао), пролегающему на границе хаоса (Инь) и порядка (Ян), есть залог существования Космоса. На рисунке 40 схематически показана высшая цель жизни, представленная следующим образом: отождествление с процессом создания и обновления общих целей, продиктованных некими обстоятельствами и особенностями среды, получает приоритет над отождествлением с какой-либо отдельной, конкретной целью. То есть дух возвышается над догмой.

Мы используем истории, чтобы управлять эмоциями и поведением, чтобы создать в настоящем, в котором мы живем, некую точку отсчета – желанное будущее. Однако идеальное желанное будущее – это не состояние, а (внутренне непреодолимый) процесс, посредничество между порядком и хаосом. Это воплощение Логоса – слова, лежащего в основе мироздания[334]. Отождествление с самим процессом, а не с каким-то определенным результатом (то есть с любыми идолами, фиксированными системами отсчета или идеологиями) гарантирует, что эмоции не вырвутся из-под контроля и можно будет действовать независимо от того, как и когда меняется окружающая среда. В результате такого отождествления уважение к вере уступает почитанию процесса, посредством которого эта вера создается.

Рис. 40. Процесс исследования и обновления как метацель существования

В повествовании герой предстает перед нами как личность, всегда готовая творить, способная бесконечно порождать новые модели поведения и вечно стремящаяся обезвредить угрожающую неизвестность или получить от нее нечто полезное. Именно словесное представление шаблона поведения, характерного для героя, в конечном счете формирует рассказ о спасителе. За каждым конкретным (то есть историческим) искателем приключений, исследователем, творцом, революционером и миротворцем скрывается образ Сына Божьего, чья безупречность противопоставляется тирании и хаосу. Типичный ярчайший пример спасителя – это Искупитель мира, Мессия, герой-творец и освободитель, социал-революционер и великий примиритель. Именно совокупность действий Мессии, сохраненная в течение долгого времени, составляет сам порядок, культуру, Великого Отца – исследуемую территорию, область известного. Однако в метастабильном обществе отец здоров, но подчинен сыну: все незыблемые ценности ни в коем случае не противоречат образцу, представленному героем. В Граде Божьем, то есть в архетипическом царстве человеческом, вечно правит Мессия.

Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий, дошел до Ветхого днями и подведен был к Нему.

И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его – владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится (Дан. 7:13–14).

Великий Отец: изображение известной, или исследованной, территории

Все конкретные модели адаптивного поведения (и схемы толкования – схемы ценности)