Карты смысла. Архитектура верования - Джордан Питерсон

комментирует наблюдения Пиаже: «При рождении дети не кажутся логиками, они не вступают в осмысленные взаимодействия, изначально выстраивая схемы поведения. Сперва действия выполняются на биологическом уровне, и только через некоторое время ребенок упорядочивает образцы реакций, которые уже существуют»[326].

Сначала возникает модель действия, которая управляется бессознательным инстинктом. Ее формируют последствия социально опосредованных вознаграждений и наказаний (их структура и место определяются нравами современного общества, продуктами исторических сил). Затем появляется способность представить цель, на достижение которой должно быть направлено поведение. Основой для постановки воображаемой цели служит информация, полученная в результате наблюдения за поведением. Действия, за которыми следует эмоциональное вознаграждение, складываются в шаблон, а умение обобщать позволяет нам представлять и воспроизводить этот шаблон в качестве цели. Таким образом, абстракции высшего уровня позволяют людям определять наиболее универсальную модель поведения героя, который (неизменно) превращает неизвестное в нечто безопасное и благоприятное и перестраивает его, когда оно вырождается в тиранию.

Миф о герое начал иллюстрировать сущность человеческих возможностей, проявляющихся в адаптивном поведении, как следствие наблюдения и повторного представления приспособительных действий в течение многих веков. Он обеспечивает структуру, которая управляет общим ходом истории, но не определяет его, и выражает наиболее существенное предубеждение тысячью различных способов. Эта мысль (аналогичная по структуре современной гипотезе, хотя и не так четко сформулированная и не обоснованная рационально) делает творчество отдельных людей социально приемлемым и обеспечивает предпосылку для изменений. Главное предположение мифа о герое состоит в том, что опыт человечества в целом может (должен) совершенствоваться путем добровольного изменения личных отношений и действий. Это утверждение – историческая гипотеза – отражает веру в возможности людей и составляет подлинно революционное представление о роли человека в истории.

Рис. 37. Герой-исследователь как сын Небесной Матери

Любые формы адаптивного поведения (действия, которые ограничивают разрушительную силу неизвестного или усиливают его благотворный потенциал) имеют общую схему. Шаблон, который, по крайней мере, дает желаемые результаты, неизбежно привлекает внимание общества. Поведение, вызывающее интерес или восхищение, порождает подражание и описание сначала конкретных действий, а затем целого класса поступков. Далее это перенимается как общее руководство к конкретным действиям, снова описывается, переосмысляется и копируется еще раз. Шаг за шагом образ героя становится все более четким и обобщенным. Характерный для него шаблон поведения – добровольное продвижение вперед, несмотря на опасное и многообещающее неизвестное, создание (благодаря этому) чего-то ценного и, одновременно, разрушение и перестройка привычного знания, то есть современной нравственности, – становится ядром хорошей истории, которая встречается в разных культурах. Эта история (а именно, что делать, когда вы больше не знаете, что делать) определяет основную модель поведения, встроенную во все подлинно религиозные системы. Кроме того, она учит уважать человека, а это лежит в основе концепции естественных прав личности. Уроборос, дракон хаоса, и его дочь, Великая Мать, символизируют неизвестное. Мифологическое представление о Герое и его влиянии на культуру, напротив, является исследованием и изображением познающего (кто или что познает) и того, что представляет собой познанное. В мифе созидательно-разрушительное женское начало приписывается всему неизвестному, угрожающему и многообещающему (в отношении существования и в его пределах). Созидающий разум, вечно готовый противостоять этой неведомой силе, обычно имеет мужское начало в противоположность бессознательной, безличной и непредсказуемой женственности из-за ее плодовитой, активной, плодоносящей природы.

На самых ранних стадиях образ героя принимает форму мифических представлений о младенце или отроке, полностью или частично подчиненном могучей материнской силе[327]. Это и некая личность, находящаяся под влиянием конкретной матери, и человек разумный как биологический вид, подчиненный природе. Созидающий разум как вечный сын девственной матери показан на рисунке 37[328]. В более зрелой форме герой (ранее сын Небесной Девы) может изображаться как возлюбленный Великой Матери: он входит в ее тело в творческом (половом) союзе, чтобы умереть и перевоплотиться (символ оплодотворения и зачатия). Великая Мать – это жрица любви, блудница вавилонская, а также девственная мать, вечно обновленная, вечно молодая Дева, принадлежащая всем людям, но никому конкретному. Миф обычно использует (символически сексуальный) мотив небесного инцеста – образ пожирающей или поглощающей встречи, несущей огромный творческий потенциал, – чтобы представить союз с изначальной женственностью, изобразить акт созидательного (или разрушительного) столкновения героя с возможностями самой жизни. Это есть знание как акт творения: добровольная репродуктивная (половая) связь разума и хаоса, благодаря которой появляются (или возрождаются) порядок и космос.

Рис. 38. Переосмысленная метамифология Пути

Мифология героя в целом отражает развитие и становление личности, способной противостоять самым экстремальным условиям существования. Поиск или путешествие героя представлены в преданиях и обрядах множеством разных способов, но все они соотносятся с описанным ранее мифом о пути: гармоничное сообщество или уклад жизни с предсказуемой и стабильной структурой неожиданно подвергаются угрозе нападения (ранее обузданных) неизвестных и опасных сил. Человек скромного или царского происхождения сам вызывается противостоять этой угрозе. Он проходит опасные испытания или претерпевает физическое и психологическое разложение. Тем не менее он преодолевает угрозу, чудесным образом возрождается (часто становится лучше прежнего) и получает великую награду. Он триумфально возвращается в свою общину и (повторно) устанавливает социальный порядок (иногда после кризиса, вызванного его приходом).

Суть этой истории схематично изображена на рисунке 38[329]. Хаос порождает нечто новое, грозное и многообещающее, герой добровольно покидает общину, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Он исследует, творит и, наконец, подавляет угрозу, заключенную в хаосе, и вырывает нечто условленное из его цепких лап. Это обещанное освобождение (искупительное знание) преображает героя и символизирует единение с Девой или обретение сокровища. Его новые (благородные) действия служат образцом для всего сообщества, которое, в свою очередь, тоже преображается и восстанавливается.

Конечным или архетипическим воплощением изначального состояния, которое подвергается угрозе, является бессознательный (но неполноценный) рай, существовавший до грехопадения человека. Выражаясь более прозаично, это невинность и потенциал детства, слава прошлого, мощь хорошо управляемого государства, крепость города, стабильность, богатство или семейное счастье. Изначальная угроза (внезапное появление Ужасной Матери) – это потоп, землетрясение, война, чудовище (типа дракона), акула, кит, то есть все непредсказуемое или неожиданное. Оно разрушает, пожирает, захватывает, расчленяет, мучит, пугает, ослабляет, налагает заклятье, вводит в заблуждение, душит, отравляет и т. д. Герой, зачатый богами, чудом появившийся на свет и переживший опасное детство, вступает в единоборство с Ужасной Матерью и исчезает в ее утробе. Его проглатывает огромная рыба, змей или кит, он проваливается сквозь землю, оказывается в темноте, на лютом холоде, в царстве мертвых или в аду, сталкивается с драконом, горгоной, ведьмой или искусительницей, он утопает, горит,