Романовы forever - Анна Михайловна Пейчева

Константинович вновь вдохнул дразнящий аромат, исходивший от бывшей супруги – которая превратилась в незнакомку за двадцать три года. Чадра, окутавшая Василису с головы до ног, переливалась голубыми волнами в такт движениям хозяйки и делала её похожей на призрак.

Вся эта загадочная арабская дребедень начала порядочно надоедать бывшему инженеру Русско-Балтийского завода, человеку приземлённому и не приемлющему мистики. Николай Константинович обернулся на жалкого Алексея, полностью растворившегося в чарах дочери Василисы; взглянул в узорчатое витражное окошко, сквозь которое был виден верный "Фодиатор"; и наконец взял себя в руки. Впрочем, не выпуская при этом зеркала, которое за последние минуты стало для него чем-то вроде красного спасательного круга, помогающего не утонуть в море безумия.

Николай Константинович встряхнулся и на полуслове прервал прекрасную сирену:

– Вот что, Василиса. Хватит уже включать свой обворожительный киношный голос. Я бы хотел пообщаться с госпожой Горшковой-Романовой, а не актрисой Прекрасной.

– Ох, ну хорошо, – недовольно отозвалась Василиса и плюхнулась обратно на оттоманку, сердито скрестив руки на груди. – Какой же ты всё-таки зануда. Как был им, так и остался.

– Ну вот, совсем другое дело, – удовлетворённо кивнул Николай Константинович. Он заложил руки вместе с зеркалом за спину и принялся прохаживаться взад-вперёд по пёстрому ковру, словно адвокат в зале суда. – Итак, моя милая, раз уж ты сама согласна, что наш брак всё ещё действителен, ответь-ка мне на пару вопросов. Полагаю, как муж я имею право знать на них ответы. Прежде всего: что за странный наряд ты на себя нацепила?

– И ничего не странный, – сварливо отозвалась Василиса. – Чадра мне очень идёт. К тому же соответствует атмосфере магазина. Думаешь, кто-нибудь станет покупать марокканские сувениры у русской хозяйки?

– Слабенькая какая-то причина, – не поверил Николай Константинович. – Да у тебя кто угодно что угодно купит. Ты и королю Испании российские оливки продашь. Знаю я твоё умение уговаривать. Ещё варианты будут? Неужто в религию ударилась? Или татуировки прячешь?

– До чего же ты въедливый человек, – вздохнула Василиса и встала. – Ни в какую религию я не ударилась. И татуировок у меня нет. Сам убедись.

Она стала ловко раскручивать чадру, освобождаясь от голубого кокона – мелькали тонкие руки, сверкали браслеты и кольца с драгоценными камнями, едва слышно шелестела роскошная ткань.

– Что скажешь, Никеша? – спросила Василиса, отбросив чадру на оттоманку и перекидывая через плечо золотую косу. Под покрывалом оказался обычный летний наряд европейского покроя: белая прозрачная блузка без рукавов, завязанная узлом на животе, белые облегающие шорты, блестящие босоножки, из которых выглядывали аппетитные пальчики. Ухоженная, стройная Василиса могла сойти за старшую сестру Софи.

Земля под ногами Николая Константиновича была сегодня непослушной, как молодой бычок на американском родео. Она снова попыталась вырваться из-под его бежевых, в маленькую дырочку, ботинок. Но на сей раз экс-император совладал с балансом. Он удержался на своих двоих. Хотя далось ему это с огромным трудом.

Перед ним стояла та самая Василиса, которую он помнил и любил. И которой – стыдно признаться – посвящал последние двадцать лет отчаянные стихи, записывая их по ночам в тайный блокнотик с логотипом "русско-балта" в правом верхнем углу. Он знал, что стихи выходят бездарными, но просто не мог остановиться. Сейчас Николай Константинович был готов огласить их все, до последней неуклюжей строчки – и наплевать, что он опозорится перед своим младшим товарищем и дочкой Василисы.

Однако нельзя было позволять супруге, пусть даже и прекрасной до невозможности, садиться за руль этого разговора.

– Ты совсем не изменилась, Василиса, – сказал он нейтральным тоном. – Морщин даже нет, не то что татуировок.

– В этом-то и причина, Никеша. – Жена подошла к зеркалу в кованой раме. – Меня все узнавали. Даже африканские йоруба знают мои фильмы. А я хотела спрятаться от агентов Третьего отделения твоей Канцелярии. Ребята хоть и пронырливые и ушлые, а под чадрой меня за двадцать лет так и не нашли! – не упустила она случая похвастаться.

– Знаю, что не нашли, – мрачно подтвердил Николай Константинович, жалея, что не может немедленно уволить всех бездельников-агентов до единого. – Но зачем прятаться от меня? Я бы тебя насильно в Зимний не потащил. Просто хотел знать, что всё в порядке.

– Да пойми, Никеша, – в глазах Василисы появилось хорошо знакомое экс-императору гневное выражение, – не тебя я боялась! С тобой-то мы бы нашли общий язык. От маман твоей хотела спрятаться! Ух, колдунья, шептуха, порчельница! – в бессильной, давно затаённой обиде прошипела супруга, обнажая своё деревенское происхождение.

– Снова-здорово, – с неудовольствием прокомментировал Николай Константинович, воздевая руки с зеркалом к резному деревянному потолку. – Как будто и не было этих двадцати трёх лет. Маман никогда не желала тебе зла, сколько можно повторять!

– Она всегда, всегда настраивала тебя против меня, Никеша! – упрямо воскликнула Василиса, теребя себя за косу. – Наузница, морокунья!

– У маман благородство в крови, она шведская принцесса, российская императрица! – принялся рьяно защищать мать Николай Константинович. Супружеские ссоры образца тысяча девятьсот девяносто четвёртого года, гремевшие в императорской опочивальне Зимнего, повторялись дословно в маленьком марокканском магазинчике, затерянном в шумной курортной Испании. – Маман не опустится до подобных бытовых дрязг.

– Ещё как опустится – и неоднократно опускалась! – сорвалась на крик Василиса. – Я, видите ли, простая актриска, недостойная её великолепного, изысканного сына! А теперь представь, что бы она сказала, заявись я к тебе с ребёнком на руках после годичного отсутствия! Не успел ты получить трон – и вот она я, здрасьте, хочу царствовать и всем владети! Нет уж, такой козырь я никак не могла ей предоставить.

Николай Константинович споткнулся о кисточку на ковре.

– Постой, Василиса, – он громко сглотнул. – Ты хочешь сказать, что хотела ко мне вернуться?

– Конечно, хотела, Никеша! – Василиса сердито пнула оттоманку. – Уже через несколько месяцев после своего ухода.

– Побега, – поправил её Николай Константинович.

– Ухода. Я отдохнула от семейной жизни и ужасно соскучилась. Постоянно думала о вас с Кати. Но ты как раз стал императором, и гордость не позволила попроситься обратно…

– Гордость? Или Ангел Изумительный? – скептически уточнил супруг.

– С Ангелом мы расстались почти сразу, – поджала губы Василиса. – Я бы не хотела об этом говорить.

– Ха! Она бы не хотела об этом говорить! – горько рассмеялся Николай Константинович. – Я не спал из-за неё двадцать три года, а она не хочет об этом говорить!

– Никеша, я собиралась отправиться в Петербург, как только ты передашь престол Кати, – Василиса подошла близко-близко. Голова у него вновь закружилась. – Но ты меня опередил. Скрылся в неизвестном направлении.

– Тебя хотел найти, – просто сказал муж. Он провёл пальцами по её лицу – такому же, как