Неистовые. Из огня да в полымя - Алиса Перова

Сижу терплю. Сзади деловой Дракон о чём-то трындит по-английски в свой мобильник, но, кроме слова «фак», я ничего не понимаю и пасу за ним в зеркало заднего вида. В одной руке мелкий держит телефон, а другой щёлкает по клавишам нетбука. Причём левой рукой щёлкает. Он и в спарринге работает левой отлично — это я хорошо запомнил.

Твою ж мать! И ещё этот щенок успевает перехватить мой взгляд.

Хулий Цезарь, задрать его в оба глаза!

— Ты хочешь мне что-то сказать, Гена? — интересуется он, отстранив от уха мобилу.

Нет, сынок, я хочу тебе что-то свернуть.

Однако я помню, что заверил Диану в своей незлобливости, поэтому игнорирую вопрос и перевожу взгляд на липы с прямоугольными кронами — те гораздо милее. А пацан снова переходит на английский. Я больше не вслушиваюсь, поэтому не сразу реагирую, когда он обращается ко мне. Но, услышав своё имя, оглядываюсь.

— Ты со мной, что ль, говоришь?

— А здесь есть ещё один Гена? — пацан растягивает губы в кривой ухмылке. — Я говорю, что тебе следует кое с кем познакомиться.

— Ещё кое с кем? — отзеркаливаю ухмылку. — И не жалко тебе бойцов?

— А за что их жалеть? Если ты про Бремен, то те трое просто делали свою работу. И они с ней не справились. Либо это ты настолько крут. Но чтобы знать наверняка, тебе следует познакомиться с Хосе.

— Это ваш семейный убийца, что ли? Знакомы уже.

— Вы знакомы недостаточно близко.

— О, нет, с этой хернёй к Петровичу, а я предпочитаю девочек. Кстати, давно хотел спросить: ты левша?

— Не-эт, — Реми самодовольно лыбится. — Не уверен, как это будет по-русски… ambidextrous.

— Кто-о?

— Я, — пацан вскидывает раскрытую пятерню.

— А-а, — я понимающе киваю. — Амбидекстр, значит? Это такой уникум, который умеет дрочить обеими руками?

— Точно! Кстати, это отлично развивает мелкую моторику. Ну так что…

Договорить мальчишка не успевает, потому что в этот момент громкий хлопок, похожий на взрыв петарды, заставляет нас обернуться в сторону звука.

— Них-х… — слова застревают в глотке, когда я вижу, как на втором этаже дома, в котором недавно скрылась Диана, разлетается на мелкие брызги окно, осыпая вопящих прохожих.

Моя рука уже нащупывает ручку дверцы, но мальчишка реагирует быстрее.

— Мышка! — с отчаянным криком он вылетает из салона, а я, проклиная себя за потерянные секунды, мчу за ним.

Дианка, гулюшка моя, только не ты!

Расталкивая прохожих, я на миг теряю Реми из виду, но успеваю заметить, как он врывается в здание. А через несколько гулких ударов сердца уже распахиваю дверь. И вовремя.

Резко ухожу с траектории полёта нокаутированного малого, а Реми уже срубает на подлёте второго. Приняв дезориентированного потеряшку, я гашу его контрольным джебом в голову и мчусь за мальчишкой к лестнице. И почти настигаю…

— Назад, мелкий! — рычу, когда третий чёрт в чёрной балаклаве вдруг тормозит на верхней ступеньке, пятится и ныряет рукой за пазуху.

Дракончик тоже это видит и теряет секунду, за которую я успеваю его поймать и без церемоний спустить с лестницы. И ещё успеваю перехватить испуганный мечущийся взгляд в прорезях балаклавы…

Резко подаюсь вперёд, а в следующий миг мои глаза выжигает адским огнём, а мой потухший мир захлёбывается в нечеловеческой боли и разрывающем грудь крике.

Глава 66

Моя жизнь вдруг резко и больно разделилась на ДО и ПОХЕР.

Там, за чертой «до» померкло и обесценилось всё, что мне было так важно и дорого. И стало похер на всё: дружбу, любовь, бизнес, репутацию, долг…

Ослепший и оглушённый собственным криком, я метался в панике, как дикий зверь, крушил всё вокруг и не осознавал, что творю. Я уже не видел, не слышал, не помнил, как настиг в прыжке искалечившую меня мразь, как ломал его безвольно обмякшее тело… как хрустнула рука Реми, рискнувшего прийти мне на помощь… как, брызгая кровавой слюной, отлетел Феликс, а потом и охранники, пытающиеся меня скрутить… как визжали полицейские сирены и машины скорой помощи.

Тогда я ещё не знал, что Диане и Филу на самом деле ничего не грозило, а мы с мелким Драконом стали случайными участниками чужих разборок. Я не видел, как меня брали в кольцо подоспевшие силовики, потому что — а-ар-р-р, сука! — мне смотреть было нечем! Я не слышал, как до хрипоты кричала Диана, уговаривая меня не сопротивляться.

И всё же её голос первым пробился в моё сознание, когда я, испуганный и беспомощный, полулежал с зафиксированными конечностями и прислушивался к окружающим меня звукам. От ужаса и боли хотелось скулить и плакать, но я молчал, стискивая зубы до крошева, и жадно вслушивался в негромкий уверенный голос, что просил меня потерпеть и позволить спасти мне зрение.

Какое зрение, если вместо глаз я ощущал зияющие раны?

Но я терпел изо всех сил, и всё же слёз было очень много. Это были потоки, реки кислотных слёз, которые хлестали из глаз, из носа, изо рта и, наверное, даже из ушей. Я кашлял, хрипел, захлёбывался и, абстрагируясь от режущего слух многоголосья, продолжал слушать Диану:

«Терпи, Гена, надо как следует промыть глаза».

Эта была бесконечная и невыносимая промывка глаз и мозгов — казалось, меня поливают из брандспойта, и если бы я обоссался, то наверняка этого никто не заметил бы. Боль по-прежнему обжигала, мысли путались, а я плавал в этом вязком хлюпающем болоте и продолжал слушать:

«Гена, всё будет хорошо, я обещаю. Ты мне веришь?»

И я верил, потому что больше всего на свете хотел ей верить, и потому что единственной альтернативой шаткой и жалкой надежды оставалось желание быть пристреленным и избавленным от дальнейшей никчёмной жизни.

***

Спустя целую вечность (а по факту — несколько часов)

Слышу, как безумствует гроза…

Чувствую, как стены мне тесны.

Я б ушёл, куда глядят глаза…

Но способен видеть только сны.

Вынырнув из очередного кошмара, я озираюсь по сторонам и понимаю, что кошмар не закончился. Понятия не имею, сколько прошло времени. Я даже не представляю, день сейчас или ночь. Нет, не потому что меня все бросили… а впрочем, я и этого не знаю. Но гроза точно мне не приснилась. Я слышу её запах, раскаты грома, ощущаю дуновение влажного ветра