Укушенная - Джордан Стефани Грей

я не могу дышать. Меня сейчас стошнит. «Уна не единственная, кого ты любишь». Мои мысли стремительно возвращаются к Сину — к Сину — и мои колени угрожают подогнуться, когда комната вокруг нас снова приходит в движение.

Королева убила свою сестру. Она убила бы и своего сына. Она, вероятно, сожгла бы весь замок дотла, если бы это способствовало её планам. Мои когти впились в ладони и запястья. Кровь сочится и капает на кафель. Моё сердце колотится, как в летнюю грозу. Придворный толкает меня в спину, когда королева Сибилла возвращается на своё место на троне. Другой качает головой с пренебрежительным смешком. И Питер — он отказывается смотреть на меня, когда леди Биллингс встаёт.

Как бледнеет лорд Д'Артаньян.

Судья смотрит на королеву, ожидая указаний, и на её лице расплывается широкая, доброжелательная улыбка. Она легко машет рукой.

— Я думаю, мы достаточно натерпелись театральности на этот вечер. Милорд и миледи, пожалуйста, вернитесь в свои гостевые апартаменты до вашего отъезда утром. Я уверена, что это больше не повторится.

Они оба спешат согласиться, прежде чем, спотыкаясь, направиться к выходу. Остальные придворные не обращают на них внимания. Они уже начали наливать себе напитки из барной стойки в углу, и комната наполняется негромкой болтовнёй, пока королева рассматривает свои любимые игрушки. Свих марионеток. Всё возвращается на круги своя — кроме меня.

Я стою одна посреди комнаты, всеми игнорируемая и потерянная. Такая потерянная. Я не знаю, что делать, куда идти, кому доверять. Эви мертва, и всем, кого я люблю, угрожает опасность. Они в опасности. Мы все в опасности, и королева — она держит нас в своих руках. От безысходности у меня перехватывает горло, и я сжимаюсь внутри.

Я не знаю, что мне делать.

— Ванесса, — тихо произносит королева Сибилла. Опасно. — Уходи.

40

Я почти разбита, когда вижу Сина.

Полная луна льёт яркий серебристый свет в моё окно, окрашивая его в радужные и божественные тона, когда он прислоняется спиной к моему гардеробу. Он выглядит точно так же, как и несколько часов назад, в чёрном поло и джинсах, с влажными волосами, прилипшими ко лбу.

— Ты не осталась, — говорит он тихо-грубо. — Ты не стала ждать.

Его бордовые глаза следят за мной, когда я вхожу, и мне кажется, что мы оба задерживаем дыхание на ту единственную секунду, которая требуется, чтобы закрыть мою дверь. Затем он стремительно бросается вперёд, и пьянящие ароматы ягодно-сладкого обожания и солоноватого страха кружатся вокруг нас, сопровождаемые его запахом. Я глубоко вдыхаю, и он обхватывает мои щеки ладонями, его большие пальцы счищают песок с моей кожи, когда он прижимает меня к себе.

— Ты не ждала, — повторяет он. — Я думал… Когда мы вернулись на улицу, чтобы найти вас, мы подумали, что вы двое…

Он не может закончить фразу, и его тело содрогается от опустошения. Я прижимаюсь к его прикосновению, надеясь, что оно поможет мне устоять на ногах. В этот момент я не чувствую своих конечностей, пульса, ничего. Я онемела. Я оцепенела, и мне страшно, и я так зла. Я хватаюсь за край его рубашки, чуть не разрывая её пополам.

— Эви, — шепчу я. — Она…

— Знаю, — перебивает Син. — Инструктор Шепард сообщил служанкам, чтобы они начали готовиться к следующей неделе траура. Я подслушал его разговор.

Я хочу плакать. Я хочу рыдать. Эви заслуживает этого. Она заслуживала большего, чем быть убитой из-за грёбаной короны. Но слёзы не текут, и мои глаза не жгут. Я едва ощущаю прикосновение Сина, когда он подхватывает меня на руки и прижимает к груди. Его рука запутывается в моих волосах, а губы скользят по моему виску.

— Это была моя мать, не так ли? — тихо произносит он, и слова «моя мать» слетают с него, как лепестки с розы. Я киваю, вместо того чтобы что-то сказать. Может быть, это меньше разобьёт ему сердце. Он зажмуривается и прерывисто выдыхает.

— Это не твоя вина, — говорит он, заставляя себя открыть глаза. — Клянусь тебе, мы ничего не смогли бы сделать, чтобы остановить её сегодня вечером. Ты не могла знать.

Я ненавижу то, что он говорит правду. Я хочу, чтобы это была ложь. Если бы я могла контролировать это, если бы был способ вернуться в прошлое…

— Я презираю то, что происходит здесь, — говорю я, и мой голос звучит едва слышно. — У нас нет власти.

— Однажды, — клянется Син, усаживая меня на кровать. — Однажды она у нас будет.

Больше честности, но я в это не верю. Королева Сибилла не позволит нам победить. Я — никто. Я — никто, и всё же она всё ещё хочет меня. Когда я рассказываю ему обо всём, что произошло в тронном зале, — о том, как королева разрушила наши планы, — он опускается на колени у моих ног, смотрит на меня из-под густых ресниц, его красные глаза сверкают, а я… я не могу произнести это вслух. Я не буду произносить это вслух. Королева уже угрожала ему; я не могу и дальше проклинать нас, признавая глубину своих чувств к золотому принцу. Я вообще не должна быть с Сином.

«Уна — не единственная, кого ты любишь».

Её крики всё ещё звучат у меня в ушах, и эти крики… Они не могут стать криками Сина. Я этого не допущу. Если королева решит, что он мне больше не дорог, возможно, она оставит его в покое. Но он дышит, и его сердце бьётся в такт с моим, и я чувствую, как что-то вырывается из его души — частичка его, которая так похожа на мою, так знакома мне — и я не думаю, что смогу это сделать. Не сегодня.

— С остальными всё в порядке? — наконец спрашиваю я.

— Да. — Син берёт мои руки в свои и сжимает. — Мы прибыли через несколько минут после тебя. Мы погнались за оборотнем, но он исчез. Никто из нас не узнал запах. Когда мы вернулись, чтобы найти вас, вас обеих уже не было.

— Это была ловушка, — говорю я. — Она… она просто хотела заполучить Эви. Не думаю, что она планировала, что остальные будут там. Она обманула нас с Эви на пляже. Она как-то замаскировала свой запах и подкралась к нам сзади. И тогда она… она… — Меня начинает трясти, и мои глаза расширяются от воспоминаний, от приступа боли, который охватывает меня.

— Не говори этого, — говорит Син. Пауза, а затем: — Всё