Поэма о Шанъян. Том 1–2 - Мэй Юйчжэ

род Ван, возможно, еще найдет силы снова встать на ноги. В конце концов, в жилах императора течет часть крови рода Ван, и вдовствующая императрица – тоже из рода Ван. Были и те, кто говорил, что пока Юйчжан-ванфэй, которая тоже из рода Ван, будет рядом с Юйчжан-ваном – он не причинит вреда роду Ван.

Во дворце обитали император и вдовствующая императрица – об этом знали все. Однако большинству известно, что вдовствующая императрица не способна влиять на политику двора, а император – марионетка в руках Юйчжан-вана. Меня же считали последним связующим звеном между вершиной власти и родом Ван. По всей столице обо мне расползались слухи. Были те, кто говорил, что союз между родом Ван и Сяо Ци бесполезен, что Сяо Ци в ближайшем будущем разорвет все связи с ванфэй. Были и те, кто утверждал, что ванфэй попала в немилость и что Юйчжан-ван уже давно охладел к ней. Конечно, нашлись и те, кто говорил, что между Юйчжан-ваном и его супругой глубокая, чистая любовь… Но больше всего было тех, кто заявлял открыто: поскольку Юйчжан-ванфэй не присутствовала на церемонии вступления императора на трон и таинственным образом исчезла из столицы – это дурное предзнаменование.

Когда я была совсем маленькой, я уже понимала, какой изменчивой бывает погода во дворце. Когда семья в борьбе за власть лишается всего, чем жила, какой бы благородной она ни была – проиграешь лишь раз, и тебя растопчет тысяча людей.

Сяо Ци никогда не давал мне обещаний, однако я прекрасно знала, что он сделает все возможное, чтобы защитить близких мне людей.

Поздней осенью, когда желтые листья усыпали коврами землю, придворный лекарь сообщил мне, что я мало-помалу иду на поправку. Наконец, я приняла решение вернуться в столицу и взглянуть в глаза всем трудностям.

В резиденцию Юйчжан я приехала после заката и переоделась. Сяо Ци еще не возвращался. Терпения мне не хватало… Я обращала внимание на каждый шорох за дверью, иногда я слышала чьи-то шаги и тут же радовалась, а когда оказывалось, что это не Сяо Ци, – тут же расстраивалась. Это было очень забавное чувство – раньше я не испытывала любовной тоски. Но теперь, в минуты разлуки, я понимала, что это такое… Замирая, я вновь вслушалась в шаги и на этот раз не ошиблась – Сяо Ци вернулся домой.

Бросив свиток на кровать, не успев накинуть халат на плечи, я поспешила навстречу. Служанки чуть опередили меня и тотчас же, одна за другой, попадали на колени. Двери распахнулись, и Сяо Ци ступил на порог в длинном одеянии с тяжелыми широкими рукавами. Ступал он быстрыми широкими шагами, величественно, точно полет дракона и шаг тигра, оставляя за собой порывы духа настоящего вана. Остолбенев, я остановилась и взглянула на него – в какой-то момент я вдруг поняла, что он немного изменился.

– А-У, – шепотом обратился он ко мне, а взгляд его на мгновение затуманился.

Забыв обо всех правилах приличия, на глазах у всех я бросилась в его объятия. Не проронив ни слова, он подхватил меня на руки и понес во внутренние покои. Когда мы остались одни, он осыпал меня страстными поцелуями – лоб, брови, щеки, шею… Пока наши губы не сомкнулись в долгом горячем поцелуе.

Шестигранный фонарь покачнулся, и сквозь цветную глазурь света мы встретились с ним взглядами – в этот миг он поразил меня своим очарованием, и я, точно охмелев, прильнула к нему. Никто так ничего и не сказал, боясь спугнуть столь трепетный и сладкий момент воссоединения. Он мягко прижался подбородком к моему лбу, закрыл глаза и тихо вздохнул.

– Я уже начал думать, что ты разозлилась на меня настолько, что я потерял тебя.

Я подняла лицо, взглянула в омут его глаз и нежно улыбнулась.

– И тогда я решил – если А-У простит меня, я дам ей все, что она пожелает. Вот только если… А-У будет хорошей…

Слова так и не слетели с его губ. Я видела в его глазах бесконечную радость, но было там место и страху, граничащему с отчаянием. Человек, что всегда был острее наточенного клинка, в этот момент стал мягким и хрупким. Закрыв глаза и улыбнувшись, я утонула в его теплых объятиях, позабыв обо всех невзгодах. Но чего я хочу? Что я не получила? И что потеряла? Все самое прекрасное, самое ценное, самое скорбное – у меня было все, пока я всего не лишилась… Золотые ветки и яшмовые листья императорской фамилии, знатный род, эта показная роскошь – все исчезло, но вместо этого в моих ладонях осталось одно – любовь. Любовь семейная, любовь между братом и сестрой. И я никогда не потеряю ее. Я думала, что стала сильной, но именно эта сила не выдержала и одного удара судьбы. А то, что считается самым хрупким, – осталось в моих руках.

Через три дня после моего возвращения в столицу произошло радостное событие – императрица Се родила худосочного мальчика – первого законного принца правящего императора. Благодаря приходу новой жизни императорский двор вновь обрел радость, и, казалось, многолетний мрак начал постепенно рассеиваться. Согласно придворному этикету, через три дня все жены чиновников третьего ранга и выше должны были посетить императорский дворец, чтобы поздравить с рождением маленького принца.

Вот только совсем скоро поползли слухи о том, что императрица захворала и что маленький императорский сын тоже очень слаб. Придворные лекари чередой сновали из дворца Чжаоян… Только через пять дней благородных жен пригласили ко дворцу для поздравлений.

В тот день я и супруга Юньдэ-хоу повели жен к трону. Издалека мы видели центральный дворец, в котором засыпали императрицы минувших династий. Я вновь ступила на знакомые с самого детства ступени дворца Чжаоян, в котором моя тетя провела больше тридцати лет… Эти безмолвные двери дворца проводили прежнюю хозяйку и приветствовали новую императрицу. Если бы эти роскошные, изукрашенные резные балки и расписные стропила обладали слухом и могли мыслить – интересно, что бы они запомнили? Несколько десятков облаченных в парадные одежды и дорогие украшения жен чиновных особ собрались у стен дворца, прибыла даже супруга Гу-лаофу. Все ждали только меня. Увидев издалека императорскую повозку, придворный евнух пропел о моем прибытии, и следом повисла звенящая тишина. Служанка приподняла штору, и я, медленно покинув повозку, окинула всех взором. Любопытство, насмешки, неприкрытый ужас… Все смотрели прямо на меня, испытывая самые разные эмоции. Гордо задрав подбородок, не глядя куда не следует, я медленно двинулась в