Гондола химер - Морис Декобра

Ручини бросил папиросу, которая сморщилась на темной воде, и посмотрел на леди Диану, неподвижно слушавшую его с руками, закинутыми за голову. Ручини рассмеялся коротким сухим смехом, напоминавшим насмешливый крик ночной птицы.

– Я был молод, леди Диана. Я жестоко страдал. Моя пытка длилась больше половины ночи. К четырем часам утра Линда приказала незнакомцу освободить меня. Тот приблизился. Но, увидя мой взгляд, полный ненависти, она поняла, что я убью его, и отослала незнакомца. Освободив меня, она проговорила хриплым голосом:

– Я сказала, что накажу тебя за то, что ты изменил мне с Людмилой.

– Что же вы сделали? – беспокойно воскликнула леди Диана.

Я сделал то, что сделал бы всякий отчаявшийся влюбленный. Я бросил в лицо этой женщине оскорбление, достойное ее поведения, и, настаивая на своей невинности, помчался в свою комнату укладывать вещи. Через четверть часа, глубокой ночью, я покинул замок, отправился пешком на вокзал, находившийся в пяти километрах, и сел на первый поезд, отходивший в Львов. Более уравновешенный человек отправился бы в Берлин или Вену утешаться в других объятиях. Но я был слишком разбит, измучен, подавлен. Я искал забвения в другом. Через некоторое время на мне была форма солдат легиона.

Леди Диана закрыла глаза. Помолчав, она спросила:

– А теперь как бы вы поступили?

– Теперь я сказал бы Линде: моя дорогая, ваша изобретательность достойна Екатерины Великой.

– Нет, дорогой мой, если бы вы любили еще, вы бы не сказали этого.

– И все же я сказал бы это, потому что я больше не любил бы и никогда больше не полюблю.

Жест шутливого протеста шотландки заставил венецианца улыбнуться и прибавить:

– Я знаю все, что вы мне скажете. Но когда я говорю, что больше не полюблю, я имею в виду, что никогда больше не отдамся всепоглощающей страсти. Конечно, я буду еще желать многих женщин. Может быть полюблю некоторых, но спокойно, мирно. Эпоха молниеносных страстей, сердцебиений, дежурств под дождем и писем, омытых слезами, – все это отошло для меня в область предания. Мое счастье удовлетворяется короткими развлечениями и предпочитает осторожный крик перелетной птицы чириканию ручной сороки.

– Значит, недостойное поведение одной женщины излечило вас навсегда от женщины вообще?

– Не излечило от женщины, но оттолкнуло от любви.

– А после вашего пребывания в легионе? Мне кажется, что вы должны были переродиться там и, сложив оружие, могли встретить кого-нибудь, кто бы заставил вас забыть владелицу Карпатского замка.

– Я действительно столкнулся с женщиной и готов был влюбиться, но, к счастью, судьба отвела руку, подносившую волшебный напиток к моим губам.

– Расскажите мне об этом.

– Она была парижанкой. Муж – англичанин. Я играл с ним в гольф в Виши. Он представил меня своей жене, прелестному созданию, необыкновенно изящному. Я никогда не видел такого чувства красок, такого вкуса линий, такого инстинкта выдержки. Я настойчиво ухаживал за этой женщиной, как будто разделявшей мою страсть. Она предложила мне соединить свою жизнь с моей. Я с радостью согласился. В Биаррице нас захватил сыщик, нанятый ее мужем. На другой день моя сообщница исчезла. Позже я узнал, что все это было подстроено, чтобы получить развод у мужа и выйти замуж за очень богатого американца, предложившего ей в одном из нью-йоркских ресторанов-крыш сердце и миллионы. Я никогда не видел ее больше. Она закончила мое лечение, начатое полькой.

Исповедь патриция заинтересовала леди Диану. Желая вызвать его на откровенность, леди Диана шутливо заметила:

– Но вы прекрасны, Ручини. О, да! Вам говорили это сотни раз. И я уверена, что тысячи женщин смотрели на вас с тайным желанием узнать вас поближе.

– Не знаю. Возможно, что я не полюбил бы даже тех, которые гарантировали бы мне на земле счастье. Это лишний раз доказывает, что любовь-это детская карусель, где кольца прицеплены как попало. Иногда на кольце висит золотое сердце, иногда низкая душонка.

– Где же истинная мудрость?

– Смотреть, как вертится карусель.

– А если ваш возраст не ставит вас еще в ряды зрителей?

– Играть кольцами, не задумываясь над тем, что подвешено внизу.

Моторная лодка прошла вдали, взбудоражив поверхность воды и заставив гондолу слегка покачнуться. Это вернуло леди Диану к действительности. Она переспросила своего собеседника:

– А теперь?

– Теперь?

– Что вы делаете?

– Я живу счастливо, так как Эрос вывел меня из игры. Сидя над сеткой, я считаю погибшие сердца.

– Я хотела спросить, какое главное занятие вашей жизни?

– У меня его нет.

– Ручини, я не верю вам. Вы в моих глазах олицетворение деятельного человека, Воля исходит от вас, как электрические волны от беспроволочного телеграфа. Нужно быть лишенной всякой чуткости, чтобы не почувствовать на расстоянии силу вашего «Я». Поэтому не говорите мне, что вы бродите по берегам Адриатики и мечтаете при луне, и, потом, не вы ли сказали мне в прошлый раз, что вы всегда занятый венецианец?

– Суетливая муха тоже ведь занята…

Леди Диана нетерпеливо пожала плечами.

– Не считайте меня ласточкой, подхватывающей все, что ей ни бросят. Я научилась узнавать людей, а вы не производите впечатления праздного человека.

– Ваше мнение мне льстит, дорогая леди Диана. Но оно не совсем заслуженно. Кто из нас может похвастаться тем, что он осуществляет все, что задумает? Разве наш мир не является складом неосуществленных намерений? Разве наша воля не похожа на пулю, вылетевшую из ружья? Ее начальная скорость все уменьшается по мере движения вперед, и ее путь заканчивается в пыли. Судьба человеческих замыслов такова же.

– Это не помешало вам, однако, выполнить срочное задание в тот вечер, когда вы чуть не перевернули мою гондолу.

– О, я полагал, что вы узнали меня теперь достаточно, чтобы быть уверенной, что такая причина не помешала бы мне вернуться и извиниться за свою неосторожность.

– Я понимаю. Вы не желаете назвать мне род ваших занятий. Вы приоткрыли мне страницу вашего интимного прошлого, но не считаете меня достойной знать вашу настоящую деятельность. Простите мне мою невольную нескромность; она больше не повторится.

Леди Диана повернулась к Беппо и резко приказала:

– Назад!

Гондольер повернул лодку к острову Сан-Джиорджио-Маджиоре, возвышавшему свои остроконечные колокольни на фоне звездного неба. Леди Диана смотрела на далекие огни набережной Рабов, как бы совершенно не замечая присутствия Ручини, сжавшего губы и молча смотревшего на нее.

– Леди Диана, – проговорил он вдруг, бывают случаи, когда каждый человек, достойный этого имени, не имеет права раскрывать тайну его деятельности. В настоящий момент мое положение таково, что малейшая неосторожность может вызвать ужасные последствия. Я не был бы откровенен даже с собственной матерью, и вы должны понять мою скрытность.

– Даже с женщиной, любовь которой была бы настолько велика, что она предпочла бы умереть, нежели предать вас?

– Даже с ней!

Леди Диана саркастически усмехнулась.

– Послушайте, Ручини!.. Не покушаетесь ли вы на фашизм?

– Я всегда его поддерживал.

– Жаль. Я не возражала бы против вечерней прогулки по лагуне в обществе заговорщика; жизнь теперь так печально однообразна и лишена всяких красок.

– Какое заблуждение! Никогда Европа не знала периода, более смутного и более благоприятного для приключений. Телеграф, железная дорога и всеобщее избирательное право не убили романтику. Она наполняет все европейские улицы, она подстерегает вас в углу вагона, на пароходе, на тротуаре столицы или в курительной комнате отеля. Облачать ее в маску, капюшон и широкополую остроконечную шляпу совсем лишнее. Она прячется в сердцах, леди Диана!.. В горячее время империалистической войны романтика живет внутри… Она прячется в темноте подсознания и посещает экзальтированных и полусумасшедших… Некогда ее объектом были любовные похождения королевы, бегство незаконнорожденного или успех какой-нибудь секты. Ныне она вдохновляет любителей запрещенного алкоголя, или убогих студентов, мечтающих перевернуть жизнь общества. Роман миллиардера ХХ столетия гораздо богаче приключениями, чем жизнь пирата во времена Дандоло, и в наши дни