Эпоха королей - Нира Страусс

уверена, что смогу бороться с тем, чтобы не поддаться связи. Против себя и своих глупых желаний, против тех уз, о которых я никогда не просила, но которые медленно, постепенно обвивали меня, ласкали и дарили покой. Как одежда, которая идеально сидит на теле, и потому её практически не чувствуешь. Облегая, обволакивая, ощущаясь так приятно.

Теперь я знаю, что была глупа. Хватит ли мне сил бороться с этим? Продолжать держаться, стоять на своём? Или…

Голос Мэддокса, тихий и умоляющий, разорвал мою защиту в клочья.

— Пожалуйста, ша’ха.

Почти всё моё сопротивление растаяло. Я привалилась к двери, мой горячий лоб коснулся холодного дерева.

— Не называй меня так, — выдавила я.

Мэддокс замолчал.

— Как скажешь, больше не буду. Но открой дверь. Позволь мне помочь тебе. Не заставляй меня… — Он запнулся, как будто ему трудно было говорить это вслух. — Не заставляй меня всю ночь чувствовать твою боль.

Мои пальцы, словно живущие своей жизнью, коснулись замка, но я вовремя опомнилась и сжала руку в кулак. Ещё одна опустошающая волна прошла от макушки до пят, словно кто-то облил меня ведром лавы.

Искры и языки пламени вернулись, обвивая мои бёдра и низ живота. Я задышала тяжело и сжала ноги так сильно, что мои колени заныли.

В ответ дверь задрожала. Я услышала хриплый мужской стон, и железные петли заскрипели под напором дракона.

Я сходила с ума от боли, удовольствия, разочарования, желания и ненависти к себе и ко всему вокруг.

— Ты мог бы сломать эту дверь и войти в любой момент, не так ли?

— Я этого не сделаю, — ответил он без промедления, решительно, хоть и стиснув зубы.

— Но ты мог бы.

— Твоё согласие всегда на первом месте. Всегда. К чёрту богинь, к чёрту Ширра, потому что никто не заставит меня забыть об этом. — Я затаила дыхание, и туман искр, окружавший меня, немного рассеялся при звуке обещания в голосе Мэддокса. Дракон был твёрд в своём решении, несмотря на то, что страдал не меньше меня. — В тот день, когда ты станешь моей, это будет только на наших условиях. В тебе не будет ни капли сомнений или сожалений, ничего, что могло бы побудить тебя возвести стену между нами.

Эти слова ошеломили меня. Под всей этой бурей эмоций, которые меня охватывали, закралось удивительное ощущение. Это было нечто, что не могли создать ни божественная связь, ни магия Бельтайна, это было мои собственные чувства. Трепет в животе.

И что хуже всего, я верила Мэддоксу. С тех пор как мы познакомились, я увидела множество его граней. Некоторые из них мне до сих пор не нравились, например, его привычка доводить меня до белого каления или его пренебрежение к понятию чужого личного пространства. Однако в серьёзных вопросах он никогда меня не подводил. Даже когда он лгал, у него на то были веские причины. Он держал своё слово, данное мне тем днём в Робабо: «Не беспокойся, я не потребую от тебя больше, чем сам готов дать». То, что тогда казалось мне завуалированным оскорблением, ироничным и деликатным способом сказать мне, что он тоже против наид-нака, теперь приобрело совершенно иной смысл.

Знал ли Мэддокс об этом тогда?

Было ли это обещанием, а не вежливым отказом?

Мои пальцы коснулись замка. Железо скрипнуло едва слышно, настолько тихо, что человеческое ухо не смогло бы это уловить. Но ухо дракона? Я как будто чувствовала, как он задерживает дыхание, как упирается руками в каменный косяк и опускает голову, сокрушённый.

— Ты кажешься очень уверенным, что этот день наступит, — прошептала я. — Что это неизбежно произойдёт.

Ему понадобилось меньше секунды на раздумья.

— Потому что так и есть. Со связью или без, я не такой идиот, чтобы упустить такую девушку, как ты. Богини, Аланна, от одной только схватки с тобой в том зале я стал твёрдым, как камень.

— Почему ты думаешь, что…

Он перебил меня.

— Не делай этого. Сегодня мне не хочется играть в эту игру, будто я дурак, который ходит за тобой по пятам, слюни пускает, а ты не чувствуешь вообще ничего.

Мне показалось, или он произнёс это с горечью?

Может, эта связь сводила меня с ума, заставляя видеть нечто большее, но с каждой фразой становилось только очевиднее: Сейдж была права, и я не одна страдаю от этого.

Я внезапно приняла решение. Решение, о котором я знала, что не пожалею, но которое принесёт последствия. Какие именно, узнаю потом, но и чёрт с ними. Иногда даже я устаю от борьбы.

Двумя резкими движениями я отперла замок и решительно открыла дверь. Я поняла, что застала Мэддокса врасплох, по тому, как его прищуренные глаза округлились, а губы приоткрылись.

Как я и предполагала, он опирался о камень у двери, и в этом положении его плечи казались ещё шире. На нём была только чёрная рубашка с открытым воротом, закатанная до локтей, и тёмные брюки. Он стоял босиком.

Это напомнило мне тот первый сон, где мы были на пляже в Дагарте.

Возможно, так Мэддокс выглядит, когда остаётся наедине с собой…

«Не думай о нём в его спальне!» — закричал мой разум, но было уже поздно. Перед моими глазами промелькнул неприличный образ — Мэддокс, на котором не было ничего, кроме тонкой чёрной простыни, прикрывающей его бёдра. Лёжа на спине, с крыльями, расправленными в стороны и занимающими почти всё пространство, он протянул ко мне руку, приглашения разделить тёмные удовольствия.

Чёрт, почему я представила его с крыльями?

Новая волна накатила на меня. Хуже всех предыдущих. Я вынуждена была крепко держаться за дверь, чтобы не упасть, пока горячая энергия охватывала каждую часть моего тела: мою грудь, которая казалась тяжелее обычного, мой живот, где бабочки плясали свой дьявольский танец, и место между ног, отчего желание превращалось в настоящую пытку.

Богини, если бы я только знала, как это остановить.

Мэддокс, должно быть, тоже испытывал нечто подобное, потому что вены на его руках и предплечьях вздулись от усилий, с которыми он сжимал камень.

Когда я смогла снова заговорить, не боясь застонать, я пробормотала:

— Я никогда не видела, чтобы ты пускал слюни, ни по мне, ни по кому-либо ещё.

Его веки всё ещё были плотно закрыты, но на губах заиграла одна из его фирменных ухмылок.

— Может быть, ты просто не обращала внимания.

— И я никогда не говорила, что ничего не чувствую.

Наступила пауза, пока он осмысливал мои слова. Его широкая грудь тяжело поднималась и опускалась, и