Дуэт с герцогом сирен - Элис Кова

Слова о появлении первых сирен наполняют меня теплом. Эти существа достаточно сильны, чтобы коснуться самых глубин, где царит ее возлюбленный. Их кузенами, обитающими на земле, становятся дриады. Потом появляются и другие создания…

Время идет, невозможно быстро и одновременно медленно. То, что смертным представляется веками, божественным, потусторонним существам кажется не более чем мгновениями.

Умирают первые поколения, и Крокан провожает их души. Потом уходят из жизни их дети. И дети их детей. Этот процесс непрерывен и не требует усилий, однако живые постепенно все сильнее отдаляются от своих божественных опекунов. Их истории тускнеют, теряются. С каждым последующим поколением народы все меньше поклоняются древним богам и их понимают.

Начинаются магические войны.

На людей охотятся. Родичи сражаются друг с другом. При виде их страданий сердце Леллии обливается кровью. Она больше не находит нужных слов для общения со своими детьми. Они не слышат – или не хотят слушать – как богиня умоляет о мире.

Возникает Грань.

Нахлынувшее на нее горе по силе сравнимо с землетрясением, способным пошатнуть самые основы мироздания. Песня становится больше похожей на крик. Боль немного ослабевает, когда в мир, где живет Леллия, возвращается людская королева и собственноручно у подножия алтаря богини жизни сажает дерево. Дом, где усталая богиня, чьи дети больше не поют ей, как когда-то, может укрыться в своем горе. Ее голос становится слабым и надломленным, и, чтобы залечить израненное сердце, она на время прячется внутри дерева.

Корни растут все глубже.

Она погружается в землю, в опору мира смертных, которая поддерживает жизнь, природу и магию. Собственные силы Леллии начинают иссякать.

«Пойдем со мной, любимая, – умоляет Крокан. – Здесь больше нет для нас места».

«Я пока нужна им. Еще немного», – неизменно отвечает она, и голос ее с каждым разом становится все слабее.

Их дуэт сохраняется. Крокан поет для нее из тьмы, тоскуя по свету и желая вновь ее увидеть; поет всеми голосами, которые звучали раньше, а Леллия отвечает голосами тех, кто еще только появится.

Но ее песня звучит все слабее и тише.

Вскоре дуэт переходит в соло.

«Пойдем со мной, любовь моя, – умоляет Крокан. – Осталось мало времени».

Ему никто не отвечает.

Песня смолкает. В груди поселяется тяжесть, горло сжимается, глаза жжет от подступающих слез. Три тысячелетия тоски. Служения смертным, которые больше не помнят или не понимают их слов.

Ильрит рядом со мной сгибается пополам, одной рукой прикрывает рот, другой хватается за грудь, как будто силится вырвать собственное сердце. Я обнимаю его, облегчая прикосновением невыносимое бремя одиночества. Он издает долгий, печальный звук. Я невольно ему вторю.

Песня, которую мы с ним поем, меняется. Она по-прежнему лишь наша, но тяжесть того, что мы сейчас увидели и узнали, оказывает на нее сильное влияние.

– Я ошибалась, – хрипло бормочу я. – Заблуждалась на ваш счет. Неверно расценила, что происходит. Я думала, у вас вражда и вы, возможно, держите ее в плену. Но она сама решила остаться и продолжать подпитывать мир своей силой, даже зная, чем это может для нее закончиться… Вы же хотели только освободить ее и вернуться к своим сородичам… спасти ее. – Выпрямившись, поднимаю взгляд на Крокана. Его изумрудные глаза блестят.

Где-то в их глубине скрывается настоящая, искренняя любовь, способная вознести на самую высокую гору или утянуть на дно глубочайшего моря. Вот она, передо мной. Но и рядом со мной тоже.

– Как нам это исправить? – уточняю я, пока Ильрит пытается взять себя в руки.

– На поверхности об этом понятия не имеют, – тихо произносит Ильрит. – Мы ничего не знали.

– Потому что больше не слушаете. – Рык Крокана походит на раскаты грома. – Вы не обращали внимания на ее крики, а когда она начала шептать, попросту повернулись к ней спиной.

– Ненамеренно! – Ильрит умоляет древнего бога о понимании.

– Вы, смертные, продолжали требовать все больше и больше. Ваш мир высасывал из Леллии магию и жизнь, пока от нее ничего не осталось!

– Как это исправить? – гневно вклиниваюсь я в разговор двоих мужчин. – Неважно, как до этого дошло. Споры о прошлом ей ничем не помогут. Что нам теперь делать?

Крокан замирает и вновь переводит на меня взгляд изумрудных глаз, более задумчивый, хотя по-прежнему напряженный.

– Через три года взойдет Кровавая луна, а вместе с ней появится последняя возможность вернуть Леллию в царство вечного. Вы должны освободить ее до того, как это случится, поскольку после Завеса вновь уплотнится и таким, как мы, не удастся ее пересечь. Мы должны уйти, пока граница достаточно тонка, не позднее ночи Кровавой луны, иначе окажемся заперты в этом мире еще на пятьсот лет. Столько моя возлюбленная не выдержит.

А поскольку сирены отправляют подношения только раз в пять лет, до тех пор больше никто не спустится в Бездну. Выходит, помочь ей можем только мы с Ильритом.

– Она не выдержит… – повторяю я, обратив внимание на выбранные им слова. – Почему? Что ее ранит?

Крокан перемещается, заставляя колебаться воду вокруг нас.

– Когда настало время смертных, а Завеса закрыла нам доступ к изначальной сущности мироздания, оказалось, что она, как и я, не создана для жизни в этом мире. Наши собратья ушли давным-давно, но она пожелала остаться и присмотреть за зародившейся здесь молодой жизнью. Я остался с Леллией, заботился о ней, по мере сил присматривал за ее творениями. Я пересекал Завесу и приносил с той стороны силу, необходимую нашему виду… но ее хватало ненадолго. Первый король эльфов пообещал, что, как только наша магия закрепится в этом мире, из числа достойных смертных будет выбран новый хранитель, призванный следить за столпом жизни – ее деревом, и тогда мы сможем уйти. Но хранителей нет, и никогда не было. Она же увядает и умирает. Моя возлюбленная не проживет еще несколько десятилетий.

Его боль и мука отчетливо отдаются у меня в сознании. Пытаюсь скрыть невольную дрожь.

– Есть ли способ придать ей сил? – уточняет Ильрит. Ему явно трудно говорить. Разумы смертных не созданы для такого общения. Наверное, тем фактом, что наши сознания еще в целости и сохранности, мы обязаны защите помазания и, возможно, воле самого Крокана.

Вокруг нас все плотнее сжимаются раздраженные, злые щупальца.

– Неужели вы, смертные, полагаете, что способны найти решение божественной проблемы, которое не под силу даже мне? Что вы сравнимы могуществом с первым королем эльфов, общавшимся с богами?

Внезапно давление становится невыносимым – как будто древний бог, даже не прикасаясь, стискивает меня мертвой хваткой. Сглотнув, стараюсь поглубже вдохнуть и расправить грудную клетку. Должно быть, почувствовав это, Крокан отступает в