Дуэт с герцогом сирен - Элис Кова

наполняет песня, заглушающая все остальные эмоции. Новая песня, слов которой я не знаю, но отчетливо понимаю их смысл. Внутри вспыхивает свет, и вечная ночь слегка ослабляет давящие объятия.

Как и узоры на моем теле, этот отзвук заключает в себе музыку. Живущая в призрачном деревце песня – целая история, которую оно пытается мне рассказать. Вот только события не следуют в логическом порядке. Начало происходит одновременно с концом, а середина рассеяна так, что трудно понять, где реальность, где просто эмоции, а где обрывки воспоминаний о чем-то далеком – кусочки памяти, заключенные в самом Древе жизни.

«Вероятно, это песня Леллии».

Я вижу молодой мир, населенный духами света и тьмы, природы и разрушения, жизни и смерти. Огромный сад, в котором, наверное, мог бы поместиться весь известный мир. Народы, заключенные в теплые божественные объятия.

Здесь нет ни границ, ни каких-то барьеров. Ни живых, ни мертвых. Единство.

«Эльф. Первый из своего вида. Король».

Он стремится к миру, в котором больше порядка. Более аккуратному. Они подчиняются.

Песня меняется, возносясь к самым высоким нотам. В ней слышится тоска: образы богов исчезают, они уходят навсегда…

Когда песня смолкает, вместе с ней пропадают и видения. Я убираю руку. Деревце теперь испускает яркое сияние; на дрожащих ветвях вырастают новые листья. Оно в последний раз наполняется силой, являя миру свою красоту, пронзает мрак, будто яркая звезда, а потом гаснет, распадается на серебристые нити, которые рассеиваются по сторонам и уносятся в темноту, чтобы вскоре вновь собраться вместе и вспыхнуть вдалеке на другом скалистом постаменте.

Когда я приближаюсь ко второму отзвуку, снова начинает звучать песня, а с ней возвращаются и видения.

Дриады, изваянные по ее образу и подобию. Созданные специально для Крокана сирены. Эльфы. Фейри. Вампиры и ликины. И еще больше существ в небесах и на земле. Мир полон, и ноты звенят от переполняющей их радости.

И снова отзвук исчезает. Серебристая пыль уносится прочь, ведя меня за собой. Я следую за ее частичками, будто за хлебными крошками, указывающими путь через Бездну. Каждый отзвук поет свою песню, даруя мне еще кусочек Леллии, очередные крохи сведений о заточенной в дереве богине.

Я слышу ее печаль, чувствую боль, снедавшую Леллию во время магических войн. Ее песня вызывает видения об уединении, о казавшихся бесконечными зимах, о страданиях, которые не смогли облегчить даже король эльфов с людской королевой.

Я без всяких помех продвигаюсь сквозь тьму. Вокруг больше не слышно ни криков душ, ни беспрестанной песни, которую перед моим уходом пели сирены. На краю зрения нет никакого движения. Вода – или, может, лучше назвать окружающее меня вещество эфиром? – спокойна и безмятежна. Как ни странно, здесь я чувствую себя в безопасности.

Отзвуки все так же поют свои песни, и я, следуя за ними, покидаю ночной туман и выхожу к подводной реке из расплавленного камня. У берега – как будто кто-то ждал моего прихода – пришвартована каменная лодка. Хватаю ее за нос и, зарываясь пальцами ног в каменистый песок, отталкиваю от берега.

«Я уже проделывала такое прежде. Но когда?»

Суденышко, освободившись, скользит по глади реки, и я уверенно запрыгиваю внутрь, ни разу не оказавшись в опасной близости от лавы. Такое чувство, будто я выполняла этот трюк уже тысячу раз.

Отплыв от берега, принимаюсь грести веслом, сделанным, видимо, из кости. Особых усилий не требуется; сильное течение уверенно несет лодку вперед, и я по большей части просто наблюдаю, как мимо меня проплывает странный, постепенно озаряющийся светом мир. Впрочем, вижу я не так уж много. В основном иссохшие обломки корней Древа жизни, сморщенные и корявые, совсем тонкие по сравнению с массивными отростками в мире сирен или даже в Серой впадине. Среди корней в забытых могилах покоятся останки эмиссаров лорда Крокана.

Однако вскоре корни и кости превращаются в прах, поглощенные той же гнилью, что разъедает Вечноморе.

Вдали виднеется слабая дымка, бледный туман, похожий на отблески света, который постепенно сгущается. Наконец на берегах реки возникают движущиеся тени, некие силуэты, которые, спотыкаясь, бредут вперед. Сперва кажется, будто я не в силах рассмотреть детали, потому что они слишком далеко или просто чересчур густой туман, но когда некоторые приближаются к кромке воды, становится ясно, что передо мной живые тени, пустые оболочки, очертаниями напоминающие фигуры людей. Впрочем, не только. Среди них есть хвостатые, как сирены, и с шипами, торчащими по бокам головы; у одних имеются крылья, у других – рога. Среди теней попадаются мужчины и женщины, звери и неизвестные мне создания. И пусть я не вижу их глаз, не сомневаюсь, что все они смотрят на меня, словно бы молчаливо сообщая: «Мы тебя ждали».

«Знаю», – в ответ поет им мое сердце.

В какой-то миг лодка пристает к каменистому берегу и останавливается. Трудно сказать, долго ли я плыла; время здесь столь же эфемерно, как и проносящиеся передо мной образы: вот они здесь, а в следующий момент уже исчезают. Впереди река делает поворот и дальше течет по пустынной, таинственной местности. Однако же лодка принесла меня именно сюда. Смысл сообщения понятен: здесь нужно сойти на берег.

Мгновение поколебавшись, выбираюсь на землю. Духи по-прежнему держатся где-то поблизости, и пусть они едва различимы в тумане, я довольно ясно ощущаю их присутствие. Немного выжидаю на случай, если кто-нибудь решит приблизиться, но они не двигаются с места, и я шагаю вперед.

Духи расступаются передо мной, даже не пытаясь встать у меня на пути. Некоторые решают пойти следом, и их присутствие ничуть не тревожит, напротив, странным образом успокаивает. Дорога ведет вниз, в глубокую долину, и я точно знаю, кого найду в самой нижней точке Бездны. Уже издалека начинаю различать извивающиеся змееподобные щупальца.

Я карабкаюсь по камням, перескакиваю через расщелины и почти достигаю дна, когда внимание привлекает нечто странное. Честно говоря, весь этот мир довольно необычен, но кое-что здесь совершенно не похоже на все остальное и выглядит не на своем месте.

У маячащей вдали души, которая некогда принадлежала мужчине, еще имеются серебристые очертания, хранящие смутные напоминания о цвете и форме. И он, явно вознамерившись выбраться из Бездны смерти, медленно взбирается на скалу. Судя по всему, каждое движение причиняет ему боль. Контуры его силуэта дергаются, как будто невидимые руки силятся стащить беглеца обратно.

Чуть выше в скале имеется некое углубление. Мужчина стремится туда, хотя и непонятно зачем. Впрочем, мне-то что за дело? Отвожу от него взгляд и принимаюсь всматриваться в клубящуюся глубоко внизу дымку.

Все так же шагаю вниз сквозь