Хрустальная ложь - М. Эль

Она пыталась возразить, но вместо слов вырвалось:

— Ненавижу.

— Знаю, — улыбнулся он. — Поэтому и люблю.

И, как будто не в силах больше держать на расстоянии ни гордости, ни привязанности, она выругалась на русском — резкий взрыв, который он принял с тихим удовлетворением. Следующий момент он наклонился и поцеловал её. Не робко, не вежливо — жадно, глубоко, почти яростно.

Валерия ответила так же, хватая его волосы, будто держала последний якорь. Слова смешались с поцелуем: «Ненавижу тебя» — сорвалось сквозь губы, и он ответил молчаливым требованием: «Сделай это ещё раз». Она сделала. Глубже. Грубее. И вдруг вся сила спала.

Она не выдохнула и не согнулась — просто уронила лоб на его плечо.

— Устала, — прошептала почти детским голосом.

Виктор обнял её за талию, притянул к себе, гладя по спине так, будто мог склеить её из осколков.

— Я с тебя в ахере каждый раз, — тихо признался он, боясь нарушить хрупкую тишину. — Она еще и жалуется. Это я ревновать должен. Столько мужчин смотрят на мою королеву, думая, что имеют право.

Её руки по-прежнему не отпускали его голову, но дыхание стало ровнее. Она шептала что-то неслышное, потом замолкла и уснула у него на плече, постепенно распадаясь на доверие.

Виктор сидел прямо, рука крепко обнимала её, и в свете приборной панели его лицо было спокойно. По дороге к дому город размазывался в неоновые полосы, а он вел машину так, будто в его руках было не только колесо, но и судьба, за которую он наконец решил не отпускать.

...

Утро было слишком тихим. Слишком ровным, будто город на мгновение притих, почувствовав грядущий разрыв — тот момент, когда два человека уже привыкли к присутствию друг друга, а теперь должны расстаться хоть ненадолго. Воздух в доме Энгелей был пропитан запахом вчерашнего кофе и некой неопределённой тревоги.

Виктор собирал документы в кожаную дорожную сумку, аккуратно складывая папки, как будто сам процесс мог отсрочить неизбежное. Методично. Сосредоточенно. С тем ледяным спокойствием, которое он всегда надевал перед полётом, перед войной, перед переговорами. Но сегодня оно было… натянутым. Будто внутри него что-то ломало рёбра изнутри. Он даже не заметил, как остановился, держа паспорт в руках, и смотрел на него так, будто этот бездушный документ виноват в том, что он должен уехать. Это была не просто командировка; это было расставание, к которому он, к своему удивлению, оказался совершенно не готов.

— Ты так на него смотришь, будто собираешься убить, — лениво сказала Валерия, появляясь в дверях кухни с чашкой кофе, облокотившись на косяк.

Он вздрогнул — не от её слов, а от того, насколько естественно она вливается в пространство, где он уже давно живёт один. Ей не нужны были приглашения, она просто была. Голос её был хрипловат от сна, чуть шершавый, как шёпот утреннего бриза. Волосы чуть растрёпаны, мягкие черные пряди падали на глаза. Его рубашка — снова его рубашка — с широким воротом едва держалась на одном плече, обнажая нежную ключицу.

Боже, как же он привык к этому виду. Слишком быстро. Слишком глубоко. За эти недели, что она была здесь, она стала частью его утра, его ночей, его тишины. Без неё дом снова станет просто дорогой коробкой из стекла и бетона.

— Я бы предпочёл убить не паспорт, — пробурчал Виктор, наконец опустив взгляд на свои руки.

— Что же? — Валерия подняла бровь, делая глоток кофе и медленно подходя ближе.

— Того, кто придумал командировки, заслуживает медленную смерть, — он позволил себе слабую улыбку, которая не дошла до глаз.

Валерия тихо фыркнула. Она не умела показывать, что тоже грустит. Не умела признавать, что ему будет не хватать. Не умела… пока. Девушка поставила кружку на столешницу, подошла к нему вплотную — ближе, чем обычно, ближе, чем позволяла себе, чем позволяли их негласные правила. Он почувствовал запах её духов, тонкий, обволакивающий, тёплый. Тот самый — пряный, холодный, с лёгкой огненной нотой — аромат, который он уже ассоциировал только с ней. Он стал её запахом, её присутствием.

— Когда вернёшься? — спросила она ровно, но в её глазах мелькнула тень ожидания, которую он мгновенно считал.

— Через четыре дня.

— Долго, — констатировала она, и это прозвучало не как упрёк, а как горькая правда.

У него вырвался тихий смех, чуть надрывный. — Для кого? Для меня так это вечность.

— Для тебя, конечно, — она сказала это так буднично, так обыденно, будто это было само собой разумеющимся, что Виктор чуть не выронил паспорт. Она скучает. Он чуть не рассмеялся от внезапного прилива тепла в груди.

Он наклонился ближе, его взгляд скользнул по её лицу, задерживаясь на губах. — Скучать будешь?

Валерия сделала вид, что размышляет, приложив палец к подбородку. — Возможно. Если не забуду о твоём существовании.

— Змейка… — Он произнёс её прозвище, и в нём звучала мольба, которую он редко позволял себе.

И Виктор потянулся к ней — ладонью едва коснувшись её щеки, его большой палец нежно погладил кожу у скулы. Но к поцелую он не потянулся. Нет. Он слишком хорошо знал её границы, её страхи, её независимость, её привычку всё контролировать. Он ждал. Как всегда. Как привык ждать.

И тогда случилось то, чего он не ожидал.

Не мог ожидать.

Она сама поднялась на носки, взяла его за воротник рубашки, притянула к себе и поцеловала. Не робко. Не быстро. Не пьяно. Чётко. Осознанно. Этот поцелуй был обещанием, признанием, вызовом, всё сразу. Его дыхание сбилось. Его мозг выключился полностью. Всё, что он успел почувствовать — это тепло её губ, мягкое, горячее, уверенное, требовательное. Вкус кофе, смешанный с её собственным. Он медленно обнял её за талию. Не сжимая. Не требовательно. Осторожно. Как будто боялся спугнуть, сломать эту хрупкую, нежданную нежность.

Когда девушка отстранилась, его глаза были темнее, чем ночь. В них горел огонь, который он не мог потушить.

— Ещё раз, — сказал Виктор почти шёпотом, его голос был глубоким и хриплым.

Валерия улыбнулась. Это была не дерзкая, а настоящая, лёгкая, почти счастливая улыбка.

— Нет. Это было в подарок.

— За что? — Мужчина смотрел так, как будто ему нужно было это знать, чтобы дышать, чтобы осмыслить произошедшее.

Она провела пальцем по его щеке, медленно, мягко. — Чтобы ты не забыл, ради кого возвращаться.

Виктор закрыл глаза на секунду, вдыхая её запах, чувствуя её тепло. Его голос стал ещё хриплее, он почти растворился в воздухе.

Маленькая