Хрустальная ложь - М. Эль

— Что? — прошипела она, пытаясь прикрыть лицо одеялом. — Почему ты… смотришь?

Он улыбнулся. Спокойно. Нагло. Счастливо. Его улыбка была широкой и искренней, что редкость для него.

— Потому что ты красивая утром. — Он чуть наклонил голову, его голос был низким, чуть хриплым от сна.

— Иди к чёрту. — девушка нахмурилась, пытаясь казаться грозной, но румянец на её щеках выдавал её с головой.

Виктор придвинулся ближе, сокращая расстояние, которое она только что пыталась создать.

— Я уже с тобой.

Она перевернулась на другой бок, натянула на себя одеяло до подбородка, пытаясь скрыть лицо, которое внезапно горело так, что, казалось, испускало пар. Он тихо рассмеялся — глубоким, тёплым смехом, который, как ни странно, был куда опаснее его рычания.

— Ты краснеешь. Ты правда краснеешь. Моя ледяная королева Андрес краснеет.

— Я НЕ краснею, Энгель, — прошипела она сквозь одеяло, пытаясь сохранить остатки своего достоинства.

— Конечно нет, — согласился Виктор тоном, который значил ровно обратное. Он накрыл её руку своей, его пальцы переплелись с её, и он мягко потянул её обратно к себе. — Это просто отражение утреннего солнца. На твоих ушах.

Валерия ударила его локтем — не сильно, скорее символически. Он поймал её руку, крепко, но нежно, и поднёс к губам. Поцеловал запястье — коротко, почти нежно, его усы щекотали кожу. Она замерла.

Впервые за долгое время не хотелось сражаться. Хоть минуту. Хоть секунду. Было так хорошо, так спокойно в его объятиях, что отпускать это не хотелось.

Но она фыркнула, пытаясь вернуть контроль, пытаясь быть собой.

— Утром я обещала тебя убить.

— Угу, — он удовлетворённо кивнул, его глаза блеснули озорством. — Я помню. Замечательное утро.

— И почему ты не боишься? — Валерия подняла взгляд, удивлённая его полным спокойствием.

— Я мужчина, который получил твой поцелуй, — Виктор чуть приподнялся, опираясь на локоть, и посмотрел на неё сверху вниз, его глаза были полны уверенности. — Я бессмертен.

Она закрыла глаза, не в силах выдержать его взгляд, и смущённо, почти незаметно улыбнулась. Его слова, его уверенность, его нежность — всё это было слишком непривычно, слишком приятно, слишком её.

Позже, днём, когда она работала в его кабинете — босая, в его слишком большом, уютном свитере, волосы собраны в небрежный хвост, несколько прядей выбились, обрамляя лицо, — он прошёл мимо неё, бросив:

— Ты выглядишь так, будто живёшь здесь.

— Ты хотел сказать «как будто я хозяйка»? — Валерия даже не подняла глаз от документов, её тон был ровным, привычно отстранённым.

— Но ты и есть хозяйка, — Виктор наклонился, его дыхание опалило её ухо, и шепнул. — Моего дома. Моего мира. Меня.

Валерия закатила глаза, но внутри что-то сладко сжалось. — Виктор, прекрати.

Он улыбнулся и пошёл к двери, готовый выйти, но что-то заставило её остановить его. Она не знала, почему сделала это. Как будто руки сами.

Девушка встала, подошла к нему тихо сзади, взяла его за костюм за плечо, слегка повернула лицом к себе.

— Что? — удивился он, его брови чуть приподнялись. Его глаза, обычно такие проницательные, сейчас были полны искреннего удивления.

И она поцеловала его. Коротко, но так, что у него перехватило дыхание, а весь его продуманный план на день вылетел из головы. Это был импульс, вспышка, признание, которое не нуждалось в словах. Когда она отстранилась, Виктор стоял ошеломлённый, будто мир провернулся вокруг его оси, и он оказался в совершенно новой реальности.

— Ещё, — прошептал он, его голос был низким, требовательным, но с лёгкой, почти робкой ноткой.

— Не-а, — она вернулась к столу, уже возвращая себе привычную маску.

Виктор надо сказать офигел в который раз. — Ты опять играешь?

— Жди следующего раза. Если заслужишь.

Мужчина сел на край стола рядом с ней, свесив ноги, и смотрел на неё, будто она была восходом солнца, самым прекрасным и непостижимым явлением, которое он когда-либо видел. В его глазах читалось обожание, вызов и глубокая, тёплая любовь.

— Господи, как же я тебя люблю, — пробормотал он, его голос был полон искреннего изумления.

Валерия чуть свела брови, подняв на него взгляд.

— Ты слишком часто это говоришь.

— Потому что ты слишком часто заставляешь меня это чувствовать, — он провёл пальцами по её щеке, его прикосновее было невесомым, почти ласковым. — И я хочу, чтобы ты знала каждую секунду.

Она посмотрела в его глаза, и в этот момент все её защиты, все её сомнения растворились.

И впервые было видно: она верит. Не только его словам, но и его чувствам. Верит в него. И, возможно, даже в то, что такое чувство существует и для неё.

...

Это случилось вечером. Непредупреждённо. Без звонка. Никто не ожидал его приезда, и тем более не в такое время. Валерия спустилась в гостиную, привлечённая необычной суматохой: голоса, приглушённый шепот Селины, которая обычно была само спокойствие, и нервные шаги охранников, бегавших по дому, как ошпаренные. Всё это создавало атмосферу невидимого, но мощного напряжения.

На старинном диване, обитом тёмной кожей, сидел мужчина. Высокий. Седина серебром слегка пробивалась в его безупречно уложенных волосах. Костюм сидел идеально, сшитый на заказ, вероятно, у лучшего портного Европы. Аура власти, которую не спутать ни с чем, исходила от него, заполняя собой всё пространство комнаты. Его движения были скупыми, взгляд — проницательным.

Это был Люциан Энгель. Отец Виктора. Легенда криминального мира Америки, человек, чьё имя произносили с уважением и трепетом.

Он поднял глаза на Валерию — и улыбнулся. Это была не хищная усмешка, не холодный, оценивающий взгляд. Это была улыбка. Добро. Тепло. До невозможности неожиданно. В ней не было и тени угрозы или снисхождения, только искренность и какая-то древняя мудрость.

— Госпожа Андрес, — сказал он, поднимаясь. Его голос был низким, глубоким, с лёгким, едва уловимым акцентом, который Валерия не могла определить. — Честь видеть вас в нашем доме.

Валерия застыла. Её инстинкты кричали о необходимости держать дистанцию, быть начеку. Она не склонила голову, инстинктивно сохраняя свою природную гордость, но уважительно кивнула. Подавая руку — чтобы пожать, как равная с равным, а не для поцелуя, что было бы оскорбительно для её статуса в таких кругах. Люциан взял её ладонь — крепко, по-семейному, его пальцы были сильными, но прикосновение удивительно мягким. Он задержал её руку дольше, чем того требовал обычный этикет.

— Я знал вашу мать, — сказал Люциан спокойно, его взгляд был прямым и честным. — И вашего отца. И деда с бабкой. Прекрасные люди. Достойные. Умные. Сильные. Это честь.

Валерия едва заметно расширила