Княжий венец - Анна Михайлова

После ее гневных слов мужчина сжал челюсти. Сильно, едва ли не до хруста. Открыл рот, чтобы что-то сказать – и вновь не смог вымолвить ни слова. Маска равнодушия слетела с его лица, как осенний лист с ветки. Даже под загаром стало видно, как побледнело лицо, а в холодных глазах появилась застарелая боль. Та, которую он прятал ото всех. Каган устало нахмурился, потер лоб ладонью. Обессиленно опустился на подушки, будто бы внезапно перестали держать ноги. Сцепил пальцы в замок, чтобы скрыть дрожащие пальцы. Вздохнул тяжело и заговорил, сухим надтреснутым голосом.

- Мы никогда не говорили с тобой, дочь. О том, что произошло… Наверное пришло время. Да, я виноват. И живу с этим чувством вины уже много лет. Я забрал твою мать из Храма совсем юной, потому что потерял голову. Женился вопреки всем правилам и запретам. В Жанис невозможно было не влюбиться, настолько она была хороша. Это было лучшее время в моей жизни. Я забросил гарем, выслал жен и наложниц в другой дворец, подальше от столицы, чтобы не огорчать ее. Чтобы не ревновала. Она была такая нежная и одновременно вспыльчивая. Настоящий огонек! – мужчина улыбнулся воспоминаниям. Тем, где его любимая женщина жива, а он – счастлив.

- Тогда… в тот страшный день мы с твоей матерью поссорились. Глупая, никому не нужная ссора, но я решил показать свою власть и наказать ее за строптивость. А наказал сам себя. Объявил, что возьму новую жену, более покладистую, а ее вышлю вон. На мгновение загордился, тем, что смог сделать ей больно. Жанис так резко замолчала… До сих пор помню ее глаза… В них была боль и жалость. Она уже знала, чем все кончится, пока я упивался самодовольством. Почему она меня не остановила?! Почему не потребовала взять слова обратно! Если бы я знал! Если бы только знал…

Тами судорожно сглотнула. Тяжелые воспоминания горечью подкатили к горлу. Для нее внезапная потеря матери была той раной, что еще кровоточила, не собираясь заживать. Ведь не должно было быть так, чтобы яркая молодая женщина так внезапно угасла, оставив ее одну. Им даже не удалось попрощаться… Но, как оказалось – ее черствому холодному отцу тоже было больно тогда. Может именно поэтому он никогда не приходил на могилу матери? Не потому, что ему все равно?

- Когда ты мне все рассказала… Тами, ты ведь помнишь – я закрыл ее покои. Я был с ней все время. Все те страшные дни, когда она угасала. Звал, умолял простить, клялся ей в любви, хотя никогда не говорил таких слов! Но моя нежная все равно ушла… В тот день я умер вместе с ней. Как он, этот князь, смог сделать то, что не смог я?!

- Я не знаю отец, - Тами опустила глаза, не в силах смотреть на волчью тоску в холодных глазах, - Велеслав пришел за мной туда, во тьму. Прорвался. Кричал о любви и звал меня, так долго, пока я его не вспомнила. И захотела вернуться. Тьма отпустила…

- А я не смог… - каган задумчиво вертел массивный золотой медальон в виде оскаленной головы тигра. Сжал его с силой, будто хотел смять знак собственной власти. Смять самого себя, чтобы унять хоть на секунду терзающую тоску. - Не смог вернуть. Не смог и заменить ее. У меня после твоей матери не было жен. И детей. Ты же знаешь, Малик – племянник, которого я усыновил после смерти брата. Сделал исключение, чтобы помочь семье.

- Знаю, отец, - она подняла глаза. После такого тяжелого разговора Тами совсем другими глазами посмотрела на отца. Он позволил ей увидеть себя непомерно уставшим, опустошенным. Сколько лет он нес в себе груз вины? И будет нести до конца жизни. Без права исправить ошибку или простить себя. Это тяжело и страшно, потому что – навсегда. С ним, выжженым изнутри, уже хотелось воевать. Наоборот, в душе поднималась щемящая жалость. Зачем тебе весь мир, если его не с кем его разделить?

Повисла тишина. Но не тяжелая, давящая, а мягкая. Обволакивающая, будто теплое верблюжье одеяло. Каган задумчиво хмурился, просчитывая что-то в голове.

- Ты точно не уйдешь как все «Говорящие» в двадцать шесть? – с подозрением спросил.

- Нет. Теперь не уйду, - откуда-то она теперь точно знала это. Будто ее Тьма тихонько шепнула на ухо.

- Раз уж у нас с тобой сегодня вечер признаний… Знай, что одной из причин, почему согласился отправить тебя к половцам – было нежелание видеть твой уход. Я сидел перед постелью твоей умирающей матери… Не мог, не захотел смотреть, как умрешь еще и ты, моя девочка. Малодушно хотел, чтобы это случилось в другом месте. Простишь ли меня?

Брови Тамирис поползли вверх, а дыхание замерло где-то в горле. Отец никогда и ни перед кем не извинялся! Никогда в нем не было снисхождения к чужим слабостям. И вдруг…

- Мне не за что тебя прощать. И я благодарна, что судьба привела меня в Миргород.

- Миргород… м-да, интересный город. В котором сильные колдуны и наглые князья.

- Здесь много интересного, отец, - мягко улыбнулась Тами, сдерживая вспыхнувшую в душе надежду.

- Ты представляешь, этот венценосный мальчишка заявил, что дает мне срок до завтра, иначе объявит войну и придет за тобой!

- Он такой, - не смогла сдержать улыбки, - несносный, наглый, забирающий все, что считает своим. Но я люблю его.

Тамирис долго боролась с порывом и наконец не выдержала: качнулась и прижалась головой к отцовскому плечу. В несмелой нежности. Хотя знала, что отец ненавидит прикосновения, для него это глупость и слабость. Но сейчас был такой щемящий душевный момент, что она отмела страхи и сделала так, как велит сердце. Да, даже самое гордое одиночество ждет, когда к нему прикоснутся с теплом.

Каган вздрогнул и замер на мгновение. Но потом суховатая мужская рука потянулась и погладила ее по голове.

- И чем он заслужил такое сокровище, как ты? - вырвалось невольное, ревниво-отцовское.

- Учитывая, что у меня твой невыносимый характер – еще неизвестно, кому повезло, - усмехнулась Тами, пододвигаясь ближе. Сильная рука, та, что могла без колебаний посылать на смерть тысячи – бережно обняла и прижала к боку.

- У нас с тобой золотой характер, дочь. Он отсеивает слабаков.

- Так отсеивает, что никого вокруг не остается. Скажи, отец, зачем ты пришел