Развод: Новая жизнь в 50! - Сур Шамс

Прогулка. Разговор. С ним.

Зачем? К чему всё это? Разве я готова снова впускать кого-то в свою жизнь, даже просто в виде лёгкой, ненавязчивой беседы? Разве не лучше продолжать идти вперёд в одиночестве, без всех этих ненужных эмоций, без ожиданий, без возможных разочарований?

А он просто ждал ответа. Терпеливо, спокойно, будто понимал всю эту бурю внутри, но не торопил.

— Я подумаю, — выдохнула наконец, чуть хрипловато, потому что горло вдруг пересохло.

— Конечно, — в голосе ни капли раздражения, ни малейшего разочарования. Только мягкость, принятие. — Позвони, если решишься.

Телефон в руке вдруг стал тяжелее. Внутри разгорелась битва: пойти или нет?

Глава 10

Встреча с Михаилом была, конечно, странной и… немного пугающей. После того, как мы поговорили по телефону, я несколько часов просто сидела и думала, стоит ли вообще соглашаться на эту встречу. С одной стороны, не хотелось спешить с новыми знакомствами или, тем более, отношениями. Сердце всё ещё болело от предательства Геннадия, а воспоминания об этом как-то не отпускали. С другой стороны, голос Михаила… такой тёплый, такой искренний. Я буквально почувствовала его доверие через трубку, и это, знаешь, как-то сразу успокаивало. Странное, но какое-то уверенное чувство. И вот, в конце концов, решила, что, может, это просто шанс отвлечься, хотя бы на время. Всё равно ведь ничего не теряю.

Когда добралась до парка, он уже был там. Михаил. Стоял у входа, засунув руки в карманы пальто, как будто знал, что именно так и должен выглядеть в этот момент. Лёгкая улыбка скользила по его губам — не настойчивая, не громкая, а такая, что в ней читалось: *я ждал*.

Когда подошла ближе, он чуть наклонил голову, и эта улыбка стала шире, теплее.

— Привет, Наташа. Рад, что ты согласилась.

Голос спокойный, ровный, но в нём проскальзывало что-то ещё. Может, неуверенность. Может, надежда.

— Привет, Михаил, — ответила, и тут же налетел ветер, запутав мои волосы, будто напоминая, что внутри у меня сейчас так же пусто и холодно. — Я тоже рада.

Парк встречал нас тишиной, наполненной шорохом опавших листьев. Мы шли медленно, не торопясь, будто время здесь замедлилось. Воздух был пропитан осенью — влажный, прохладный, с запахом прелой листвы и далёкого дыма. Почти никого вокруг, лишь редкие прохожие. Молодые пары, идущие рука об руку, бесшумные, задумчивые, словно старались впитать в себя этот момент. Люди с собаками, кутающиеся в шарфы, сгорбленные от пронизывающего ветра.

Михаил смотрел вперёд, но чувствовалось, что прислушивается к каждому моему движению.

— Как ты? — спросил вдруг. Голос тихий, без нажима, но с каким-то вниманием, будто ждал чего-то настоящего, не просто вежливого «всё нормально».

В груди что-то сжалось.

— Пытаюсь справиться, — призналась честно. — Это тяжело. Иногда кажется, что… что дальше идти просто невозможно.

Он кивнул, не сразу отвечая.

— Я понимаю, — сказал, и в этих словах было не сочувствие, а понимание — настоящее, прожитое. — Когда Лена… ушла, я тоже долго не мог прийти в себя. День за днём, всё казалось бесконечным. Никакого смысла, никакого будущего. Хотелось просто… исчезнуть.

Замолчал.

Я посмотрела на него, но он не отводил глаз от дорожки перед собой.

— Но потом, — продолжил он чуть тише, — понял, что жизнь всё равно идёт. Даже когда кажется, что всё сломано, даже когда ты уверен, что больше ничего хорошего не будет… всё равно идёт. И ты либо идёшь вместе с ней, либо остаёшься там, в прошлом, которое тебя не отпустит.

В груди что-то дрогнуло. Эта тишина между нами — она больше не казалась пустой. В ней было что-то… настоящее.

Его слова проникали прямо в душу, словно он выговаривал то, что давно хотелось услышать, но никто не решался сказать. Было ощущение, что он говорил как раз то, что нужно. Это вызывало желание спросить, как ему удалось справиться, как он вообще нашел силы двигаться дальше. Но вместо этого, я задала совсем другой вопрос, неосознанно стараясь понять, что же помогло ему пережить всё это:

— А как ты научился жить дальше?

Он замолчал. Глаза его были прикованы к деревьям, которые раскачивались от ветра, и как будто он искал ответ где-то там, в этом движении, в звуках листвы.

— Начал с малого, — сказал он наконец, но так, как будто слова сами собой вырывались из его сердца. — Сначала просто выходил на прогулки, еле ноги держались, но всё равно выходил. Потом записался на курсы фотографии — всегда любил снимать, но никогда не было времени. И вот, как-то однажды… встретил людей. Они дали мне понять, что я не один. Что есть кто-то, кто готов выслушать и помочь.

— Звучит так просто, — я почти шептала. — Но почему тогда так сложно сделать первый шаг?

Он посмотрел на меня, и в его взгляде была какая-то особая мягкость.

— Потому что боль ещё слишком свежа, — ответил он, как бы осторожно, но искренне. — Ты не обязана торопиться, не нужно пытаться забыть или бежать от этого. Позволь себе быть собой. Позволь себе чувствовать. Ведь это так важно — признать свои чувства.

Его слова были настолько искренними, что на мгновение я забыла обо всем — о предательстве, о разводе, о том, что случилось с Анной и о том, что она была беременна. В этот момент я была здесь, в этом парке, среди падающих листьев, и не было ничего, кроме нас двоих и тихого осеннего дня.

— Спасибо, — прошептала, ощущая, как что-то внутри начинает таять, как лёд, который лежал в сердце так долго.

— За что? — спросил он, удивлённо приподняв брови, будто не мог поверить, что он может быть причиной таких чувств.

— За то, что ты здесь. За то, что говоришь такие слова.

Он улыбнулся, и эта улыбка была такой тёплой, что от её света захотелось улыбнуться в ответ, забыв все тени, которые скрывались за плечами.

Когда прогулка подходила к своему естественному завершению, мы неспешно двинулись к старой, видавшей виды скамейке, которая уютно устроилась возле фонтана. Этот фонтан, когда-то, наверное, радовавший прохожих весёлыми струями воды, теперь стоял безмолвным напоминанием о прошлом. Вода в нём давно пересохла, но каким-то чудом он не выглядел мрачным или заброшенным. Напротив, осенние листья, словно художник, заботливо разложил по его краям золотую мозаику, придавая всему вокруг особенную, почти сказочную атмосферу.

— Знаешь, мне было очень приятно поговорить с тобой, — сказал он негромко, но так уверенно, что его слова