И смех, и грех, и… Два соседа - Ольга Дашкова

– Пока. Вы же не останетесь, правда? Вы… вы уедете, и я останусь тут, с этими чертовыми ватрушками.

Они молчат, и это молчание – как подтверждение моих страхов. Макс целует в губы, мягко, пытаясь успокоить.

– Не думай об этом сейчас. Давай просто наслаждаться, а? Ты же сама сказала – мы хороши.

Смеюсь, но смех звучит горько, и я отшучиваюсь, чтобы не дать боли взять верх:

– Да уж, хороши, не отнять. Только не привыкайте к моим прелестям.

Дэн хмыкает, его рука сжимает сильнее.

– Мы уже привыкли. К тебе привыкли.

Закрываю глаза, прижимаясь к ним, чувствуя их тепло, их дыхание. Я не верю, что это навсегда, но хочу верить в сейчас.

Они – мои, пока они здесь, и я буду наслаждаться каждой секундой, каждым их взглядом, каждым днем.

Мое сердце уже болит, но я буду держать эту любовь внутри, молча, потому что любовь – это слишком страшно, когда знаешь, что она обречена.

Глава 10

Алина

Прошла еще одна неделя, и я до сих пор не могу поверить, как быстро эти двое мужчин стали частью моей жизни.

Они словно вросли в мой дом, в мои дни, в мое сердце, несмотря на то, что я запрещаю себе думать о чем-то большем, чем жаркие ночи и украденные моменты секса. Они починили мою веранду, которая уже начала разрушаться.

Макс с его вечными шуточками и Дэн с его молчаливой сосредоточенностью орудовали молотками и досками, пока я подавала им лимонад и старалась не пялиться на их потные спины.

Мы ходили на рыбалку, где Макс чуть не свалился в реку, пытаясь поймать «того самого сома», который, по его словам, был «размером с трактор». Дэн только хмыкнул, вытаскивая его за шиворот, а я хохотала до слез.

В лесу за грибами мы устроили соревнование – кто наберет больше подберезовиков, – и я выиграла, потому что эти городские балбесы путали грибы с поганками, а я ткнула их носом в корзину, как котят.

Они были рядом, всегда и касались меня. То Макс обнимет за талию, то Дэн поправит мне волосы, и я таяла, как пломбир на июльском солнце, хотя внутри все еще боялась, что это слишком хорошо, чтобы длиться вечно.

Сижу в своей комнате, монтируя ролик для канала – тот самый, про штрудель, где я чуть не спалила кухню, когда Макс решил «помочь» и перевернул миску с мукой. Я смеюсь, глядя на кадры, где он с ног до головы в белой пыли, строит из себя мучного призрака и воет, а Дэн, как всегда, закатывает глаза, но уголок его рта дергается в улыбке.

Я почти закончила монтаж, когда дверь распахивается, и в комнату врывается дед Аркадий, его лицо красное, глаза навыкате.

– Алинка! Пожар! – закричал, размахивая руками, как ветряная мельница. – Конюшни горят, дым до неба!

Вскакиваю, роняя ноутбук на диван, бегу к окну. Со стороны леса поднимается густой черный дым, как зловещий занавес, и мой желудок сжимается от страха. Конюшни – это не просто сарай, там лошади.

Выбегаю на улицу, Макс и Дэн тоже смотрят в ту сторону, их лица напряжены, но в глазах – та же решимость, что была, когда они прогнали Олега.

– Алина, оставайся здесь! – кричит Макс, но я уже бегу за ними, сердце колотится, как барабан.

Когда добегаю до места пожара, дым щиплет глаза, воздух пахнет гарью, слышу ржание лошадей, полное паники. Народ суетится, кто-то кричит, кто-то таскает ведра с водой, но все кажется хаосом, пока не появляются пожарные машины, их сирены режут слух.

Макс и Дэн, не теряя времени, бросаются к конюшням, я замираю, смотря, как они исчезают в дыму. Страх за них – острый, как нож, – пронзает сердце. Не хочу их потерять, не хочу, чтобы они рисковали, но они уже там, внутри, и я знаю, что не остановлю их.

Сквозь дым я вижу, как Дэн выводит вороного жеребца, его грива развевается, а глаза полны ужаса. Мужчина держит его за уздечку, лицо покрыто сажей, но он спокоен, как скала, и я не могу отвести взгляд.

Макс рядом, на другом жеребце, сером, с диким взглядом, и он кричит что-то, но я не слышу слов – только его голос, полный жизни, силы. Они выводят лошадей одну за другой, их движения четкие, слаженные, как будто они делали это всю жизнь.

Пожарные работают рядом, заливая пламя, но я вижу только моих мужчин, которые бросились в огонь, чтобы спасти совсем незнакомых им лошадей, хотя, могли остаться в стороне.

Когда последняя лошадь в безопасности, а пожарные начинают побеждать огонь, я бегу к ним, ноги дрожат, но я не могу остановиться. Макс и Дэн стоят у забора, их лица черные от сажи, одежда пропахла дымом, но они целы. Бросаюсь к ним, обнимая обоих, не заботясь о том, что сама пачкаюсь.

– Вы идиоты! – кричу, но мой голос дрожит от облегчения. – Зачем вы туда полезли? А если бы…

– Эй, малышка, – перебивает Макс, его ухмылка пробивается даже сквозь сажу. – Не могли же мы дать лошадям сгореть. И потом, ты бы скучала по нам, если бы мы не вернулись.

Дэн молчит, его рука ложится на мою талию, чувствую тепло сквозь ткань. Я хочу наорать на них, но вместо этого смеюсь, потому что они живы, они здесь, и это все, что имеет значение.

К вечеру мы возвращаемся на веранду, и я таскаю ведра с теплой водой, чтобы отмыть их от сажи. Макс сидит на стуле, его футболка валяется где-то рядом, и я тру его спину влажной тряпкой, стараясь не слишком пялиться на мышцы и татуировки.

Дэн рядом, его волосы мокрые, капли воды стекают по груди. Мы смеемся, вспоминая, как во время суеты Макс, пытаясь открыть ворота конюшни, поскользнулся на куче навоза и с воплем приземлился прямо в нее.

Он тогда вскочил, размахивая руками, и орал, что «это заговор лошадей», пока Дэн не сказал ему заткнуться и не пугать животных. Я хохотала так, что чуть не задохнулась, и даже дед Аркадий, несмотря на весь ужас дня, фыркнул, назвав Макса «городским клоуном».

– Серьезно, Макс, – говорю, оттирая сажу с его шеи. – Ты в том навозе выглядел, как звезда цирка. Может, тебе сменить профессию?

– Ага, – ухмыляется мужчина, хватая меня за руку и притягивая ближе. – Только если ты будешь моим ассистентом. Представляю тебя в блестящем костюме… или без