И смех, и грех, и… Два соседа - Ольга Дашкова

Нас делят: я с Лосем и двумя его людьми в первом внедорожнике, Макс с тремя другими во втором. Дверь хлопает, и мы трогаемся, оставляя Козловку позади. Я смотрю в окно, представляя Алину, ее глаза, полные слез, и клянусь себе, что вернусь. Но сначала нужно закончить это дерьмо.

Ночь темная, дорога петляет через лес, и я сижу на заднем сиденье, между двумя громилами, пока Лось на переднем разглагольствует о том, как он нас накажет, а потом вернется с нашей сочной бабе.

Молчу, мысли лишь о том, как вытащить нас с Максом из этой передряги. Замечаю, что водитель слишком расслаблен, его рука лежит на руле небрежно, я начинаю думать. Если я сделаю что-то резкое, мы можем вылететь с трассы – рискованно, но это наш шанс.

– Лось, – говорю, чтобы отвлечь его. – Ты правда думаешь, что мы такие идиоты, чтобы не оставить страховку?

Он оборачивается, его брови ползут вверх.

– Что ты несешь, Дэн?

– Проверь свои счета, – блефую я, наклоняясь чуть ближе. – Мы все тебе вернули.

Он хмурится, тянется за телефоном, и я вижу, как водитель отвлекается, глядя на него. Это мой момент.

Резко бью локтем в лицо громиле справа, а левой рукой хватаю руль, выворачивая его в сторону обрыва. Машина визжит, скользя по асфальту, и летит с дороги, через ограждения.

Крики, хруст металла, стекло разлетается, и я чувствую, как мое тело швыряет вперед. Мы врезаемся в дерево, и все замирает.

Открываю глаза, голова гудит, но я жив. Лось впереди не шевелится, его шея неестественно вывернута – он мертв. Водитель стонет, громила справа без сознания, слева – тоже.

Вылезаю через разбитое окно, мои ребра ноют, но я не останавливаюсь. Вторая машина тормозит на обочине, вижу, как Макс использует момент – он вырубает одного из своих конвоиров, выхватывает пистолет и приставляет его к голове второго. Третий поднимает руки, и я знаю, что мы выиграли.

– Дэн, ты псих! – кричит Макс, но его глаза горят. – Это был твой гениальный план?

– Работает же, – хриплю, подбегая к ним.

Мы связываем оставшихся людей Лося, они не сопротивляются. Проверяю их машину – ключи на месте. Мы забираем ее и уезжаем, оставляя место аварии позади. Алина в безопасности, но я чувствую, как мое сердце рвется, потому что мы не возвращаемся к ней.

– Мы не можем назад, Макс, – говорю я, глядя на дорогу. – Если кто-то захочет вновь нас прессануть, она будет в опасности. К тому же сейчас начнется война за власть, полетят головы, Лось мертв. Мы должны исчезнуть.

Макс стискивает зубы, его кулак бьет по приборной панели.

– Черт, Дэн, я знаю. Но она… она не просто девчонка, ты же понимаешь?

– Понимаю, – отвечаю, голос звучит глухо. – Поэтому мы уезжаем. Ради нее.

Молчим, дорога уводит нас в город, и я представляю Алину – ее смех, ее запах, ее тепло. Я хочу вернуться, прижать ее к себе, сказать, что она изменила все, но не могу.

У нас с Максом не совсем чистое прошлое и настоящее, а она заслуживает жизни без страха, без нас. Смотрю в темноту, и впервые за долгое время чувствую пустоту, которую не могу заполнить.

Глава 12

Алина

Декабрь в Козловке холодный, снег падает за окном, укрывая все белым покрывалом, как будто пытается спрятать мою боль под своей тишиной. Прошло пять месяцев с тех пор, как Макс и Дэн исчезли, уехав в ту ночь, оставив меня одну в этом чертовом раю, который теперь кажется пустыней.

Ни сообщения, ни звонка, ни единого слова – они просто растворились, как дым от того пожара, в котором так героически спасали лошадей.

Сижу в своей маленькой кухне, снимаю видео для канала, показывая, как испечь имбирное печенье. Мой широкий свитер скрывает живот, который уже заметно округлился.

Я беременна, и это мой секрет, который знают только врач в городе и дед Аркадий, мой сосед, ворчливый, но верный. Я взяла с него слово, что он не скажет Максу, своему внуку, ничего.

Не потому, что я хочу скрыть это навсегда, а потому, что не хочу, чтобы они вернулись из жалости. Если бы они меня любили, они бы уже были здесь. Пять месяцев – это слишком долго, чтобы верить в их обещания, в их взгляды, в их «ты наша, Алина».

Они такие же, как Олег, только хуже, потому что они не просто ушли – они разбили мне сердце, оставив в нем частичку себя.

Раскатываю тесто, посыпаю его сахарной пудрой, стараясь держать голос ровным для камеры. Подписчики любят мои рецепты, мою улыбку, мою уютную Козловку, но они не знают, что за этой улыбкой – пустота.

Рассказываю, как смешивать имбирь с медом, как важно не переборщить с корицей, но мои мысли где-то далеко. Думаю о том, как Макс смеялся, когда перевернул миску с мукой, как Дэн смотрел на меня своими темными глазами, будто видел душу.

Я ненавижу их за то, что они сделали меня слабой, за то, что я позволила себе влюбиться, несмотря на все стены, которые я возвела после неудачных отношениях. Но я ненавижу и люблю их еще больше за то, что они оставили мне ребенка – их ребенка.

Врач сказал, что это девочка, но я не верю до конца, пока не увижу ее, не прижму к себе. Она будет моей, только моей, и я научу ее быть сильной, не то что я, которая плачет по ночам и начинает жалеть себя.

Слезы наворачиваются на глаза, и я не могу больше притворяться. Выключаю камеру, бросаю скалку на стол, позволяю себе минутную слабость. Слезы текут по щекам, горячие, как тот пар в бане, где мы были втроем, где я чувствовала себя их королевой.

Я плачу, потому что они ушли, потому что не вернулись, потому что я одна, и потому что, несмотря на всю боль, я люблю их. Мое сердце – предатель, оно цепляется за воспоминания, за их смех, за их руки, за их слова.

Но я сильная, я справлюсь, я должна справиться. Вытираю слезы, глубоко дышу, и в этот момент слышу, как к дому подъезжает машина. Мое сердце замирает, и я настораживаюсь.

В Козловке мало кто ездит, когда уже стемнело, особенно в такую метель.

Встаю, беру ружье, которое всегда стоит в углу у двери – дед Аркадий настоял, чтобы я держала