Преграды и прощение - Корали Джун

воздух коснулся моей обнаженной кожи. Хамильтон схватил меня за запястья и не дал мне использовать свои конечности в качестве щита. Потянув меня вперед, он обхватил меня руками и заключил в свои крепкие объятия.

— Прекрати, — потребовала я. — Отпусти.

Мне нужно было хотя бы притвориться, что я не хочу комфорта, который он предлагал.

— Я снова причиню тебе боль, Лепесток, — зловеще признался он, после чего поцеловал меня в макушку и вздрогнул. Я не думала, что можно сделать мне больнее, чем он уже сделал.

Однажды я знала одну девочку, которую укусил коричневый паук-отшельник. Все ученики нашего пятого класса присылали ей открытки в больницу. В течение нескольких месяцев этот непобедимый яд растекался по ее венам. Она чуть не потеряла ногу. Как бы врачи ни старались, они просто не могли заставить открытую рану зажить. Я не могла не думать о том, что предательство Хамильтона до сих пор остается гноящейся раной в моем сердце, а его слова похожи на укус паука, который отказывался затягиваться. Он всегда будет там. Всегда будет напоминать мне о мстительном враге, за которым осталось последнее слово. Но, Боже, мое сердце все еще билось для него. Каждый удар пульса был болезненным напоминанием о том, что я любила этого человека.

— Ты пришел сюда, чтобы причинить мне боль? — растерянно спросила я, наконец-то вырвавшись из его объятий. Этот мужчина был полон мелодраматических комментариев и загадок. — Ты уже высказался. Я поняла. Мы закончили. Тебе не нужно...

— Как ты?

Его вопрос заставил меня приостановиться.

— Как я? Только вчера ты сказал мне, что моя киска использованная и что ты не хочешь иметь со мной ничего общего...

Хамильтон поцеловал меня. Прижался с отчаянием своими мягкими губами к моим без предупреждения. Поцелуй был порочным и навязчивым. Жестким и разрушительным. Забыв о том, как сильно он меня обидел, я обвила его шею руками и впилась в его губы своими, игнорируя при этом маленькую пищащую мысль о том, что это неправильно.

Целовать Хамильтона Борегара было привилегией. Но это не было так приятно, как нежные моменты, разделяемые двумя влюбленными. Это не было любезностью или вежливостью.

Поцелуй с ним был похож на великолепное извинение. Физическое проявление истины, зародившейся между нами. Сплетающиеся языки. Скрежет зубов. Посасывание. Стоны. Он потянул меня за губу. Я потянула за его душу.

Но, может быть, это была его версия попытки? Может, он понял, что все еще хочет меня? Возможно, все еще может получиться, и Джек...

Его отец.

Я прервала наш поцелуй, и Хамильтон застонал, впиваясь пальцами в мою спину, удерживая меня на месте, пока я смотрела в его черные глаза.

— Это еще один трюк? — спросила я. — Это из-за того, что я вчера была с Джеком? Какая-то уловка мести, чтобы показать, как я отчаялась?

Я отодвигаюсь на большее расстояние между нами.

Его взгляд смягчился.

— Да. Я знаю, что ты была с Джеком, — сказал он. — Может, мы не будем говорить об этом какое-то время? Могу я просто побыть с тобой?

Мои мысли закружились, и меня словно прорвало. Слова лились из меня, как рвота.

— Но со мной ли ты, Хамильтон? Мы через многое прошли. Мне до сих пор больно от того, что ты сделал, а теперь еще и от того, что ты сказал. Мы не можем вернуться к этому. Не могу поверить, что поцеловала тебя только что. Я такая тупая. До какой степени отчаяния я могу дойти? Серьезно. Ты не подходил мне раньше, но теперь тоже не подходишь. Почему ты вообще здесь?

Я опустила взгляд на пол, но Хамильтон не позволил мне отвести его надолго. Он взял меня пальцем за подбородок и заставил посмотреть на себя.

— Я знаю о вашей договоренности с Джеком.

— Знаешь? — спросила я, мой голос был едва слышен.

— Я собираюсь помочь тебе, Лепесток. Поэтому поговорю с Джеком и прослежу, чтобы твоя мать была в безопасности. Я помогу тебе выполнить свою часть сделки.

Как он узнал?

— За-зачем?

Хамильтон схватил меня за бедра и начал пятиться к дивану. Он с глухим стуком сел и усадил меня на себя. Мои пижамные шорты были слишком тонкими и едва прикрывали мою круглую попку, когда я оседлала его.

— Сядь сюда, — приказал он.

Я повиновалась, ошеломленная.

— Зачем? — снова спросила я. — Зачем ты сказал мне это вчера, если собирался помочь мне сегодня?

— Я все время говорю глупости.

Я закатила глаза.

— Не преуменьшай значения своих слов. Мне было больно. Ты сделал мне больно.

Хамильтон напрягся.

— Прости, Лепесток, — извинялся он. — Я не хотел этого. Не хотел ничего такого. Я просто...

Хамильтон покачал головой, так и не закончив свое заявление. Скользнул руками мне под майку, проведя по ребрам. У меня перехватило дыхание.

— Позволь мне помочь тебе, Лепесток.

Обычно в устах Хамильтона Борегара эта просьба звучала игриво, но сейчас она звучала как мольба — он умолял меня прямо здесь и сейчас.

— Я могу очистить твой разум. Заставить тебя забыть все те ужасные вещи, которые я говорил.

— Может, я не хочу забывать. И ты не очищаешь мой разум, а полностью завладеваешь им, — призналась я. — Когда мы вдвоем, я не могу думать ни о чем другом...

Хамильтон слегка приподнялся, прижимая свой твердый член к моему центру.

— Ты мне нравишься больше всего, когда думаешь только обо мне, — признался он.

Я прижалась лбом к его лбу.

— Перестань ходить кругами и нести чушь. Ты используешь меня прямо сейчас, Хамильтон? Что происходит?

Это было похоже на уловку.

— Лепесток, — прошептал он. — Я просто хочу побыть с тобой вот так еще раз.

Волосы встали дыбом. Это был шок для организма, как удар молнии.

— Что? Что значит «еще раз»? — Я отстранилась, встала на дрожащие ноги и уставилась на него сверху вниз. — Я не понимаю.

— Я собираюсь помочь тебе, Вера. Мне просто хочется в последний раз побыть с тобой. Все будет улажено. Твоей маме больше никогда не придется видеть Джозефа. Я просто хочу, чтобы ты попрощалась со мной. Хочу любить тебя еще один раз.

Я удивленно подняла брови. У меня отвисла челюсть. Я думала, что мы уже попрощались. Когда узнала, что Сеинт — его брат, порвала с ним, но в глубине души у меня оставалось что-то вроде надежды, которая не позволяла считать, что все кончено.

— Прощание? — спросила я.

— Мы оба всегда знали, что все закончится, Лепесток.

— Перестань называть меня так. Что за херня? Что за припадок, Хамильтон? Вчера ты не хотел иметь со мной