Хризолит и Бирюза - Мария Озера

как освобождаюсь от ноши собственных сомнений. Прикосновение к моей шее и легкая улыбка разбивают мой внутренний барьер. Я готова открыться перед ним, даже зная, что это может быть страшно.

Я обостренно ощущаю каждое движение, каждую секунду, словно время замирает в этом вихре нежности. Иден наклоняется ближе, касается своим носом моего, и его дыхание, легкое и ароматное, касается лица, наполняя пространство между нами интимной близостью.

— Я хочу, чтобы от твоей красоты меркла вся Вселенная, а не только миллиарды звезд.

Глава XLIII

Я резко отстраняюсь, не скрывая изумления. Иден смотрит прямо на меня — взгляд цепкий, почти колючий. На его лице нет и тени улыбки, ни малейшего признака шутки: черты застыли в холодной серьезности, словно вырезанные из мрамора. Сердце забилось с удвоенной силой; я слышу этот неумолимый ритм в собственных ушах, будто далёкий барабанный бой на параде, и замечаю дрожь в руке, застывшей в воздухе, словно пойманная в нерешительности птица.

Комната тонула в тишине, вязкой и напряжённой, словно воздух здесь был соткан из шелка и дыма. Каждая секунда тянулась раскаленной нитью, а в пространстве между нами витала тяжелая неразрешённость. Секунды тянулись, как резинка на разрыв. Всё вокруг — стены, мебель, даже свет от керосиновой лампы, мерцающей в медном абажуре — будто застыло в ожидании моего слова, моего вздоха.

Мысли бились о стены моего сознания, но, подобно бильярдным шарам, разлетались в разные стороны, не поддаваясь порядку.

— Откуда?.. — срывается с моих губ хриплый шёпот, едва слышный.

Иден не спешит отвечать. Он словно взвешивает каждое слово на тончайших весах. Его взгляд — глубокий, тёмный. В этих глазах больше не скрывается озорство: там притаилась серьёзность, от которой холодок пробегает по коже.

Он медленно опускает взгляд, и я ощущаю, как между нами пролегает пропасть, безмолвная и непреодолимая. Молчание становится ощутимым — оно давит на грудь, обвивает мысли. Я понимаю: моя реакция может изменить всё, но отчего-то во мне нет готовности принять ту печаль, что проскальзывает в его словах и взгляде.

— Не дразни меня, — шепчу я, но в голосе больше мольбы, чем угрозы.

Как будто прошу: остановись. Не говори. Не разрушай.

Это не Нивар.

И не Лоренц.

Глядя на Идена, я чувствую, как мир внутри меня переворачивается. Все недавние тревоги и размышления теряют вес перед этим мигом. Может, это знак? Может, судьба сама решает перевернуть мою жизнь с ног на голову, оставив меня без почвы под ногами?

Я пытаюсь овладеть собой, сосредоточиться на дыхании, но его взгляд — пронзительный, настойчивый — не отпускает.

Я представляла этот момент. Представляла, как узнаю, кто он — мой покупатель. И всегда видела только двух: Нивара с его холодной вежливостью и Лоренца с его ядовитым обаянием. Готова была к ним. Готова была ненавидеть. Принять.

Но Иден… его я не ожидала. Его присутствие разрушило все привычные границы, выбило из равновесия и породило новые вопросы.

По груди полоснуло чувство гнева, но пламя угасло быстрее, чем успело разгореться, превратив негатив в странную, болезненную занозу любопытства. Теперь я пыталась понять причину моего гнева, вместо того чтобы погружаться в его вихрь. Почему я злюсь? Потому что он обманул? Или потому что я не брала его во внимание?

Мои руки дрожат, но не от страха, а от предвкушения. В этой моментальной перезагрузке воздуха я осознаю, что каждый вдох и выдох — это шанс погрузиться в новое приключение. Но есть ли у меня смелость принять этот вызов?

Снова игра. Чертов Иден Герц.

Собравшись с силами, я поняла, что не могу позволить эмоциям взять верх. Каждый миг, когда я смотрела на Идена, было так, как будто он знал что-то, что ускользало от меня. Мне хотелось разрушить эту преграду, вырвать из него секреты, выцарапать правду ногтями, но ещё сильнее я чувствовала необходимость сохранить дистанцию.

Быть рядом с ним означало погрузиться в неизведанное море, где каждая волна обещала одновременно страх и свободу, где дно могло оказаться ложью, а спасение — ловушкой.

Моя пауза уже слишком затянулась, но я не могла перестать бегать глазмии по лицу Идена, выискивая намек на шутку.

Докажи!

Ты врёшь!

Очень смешно, Иден…

Все фразы казались нелепыми, неуместными, ничтожными. Словно пленница собственных мыслей, я отвела взгляд, устремив его к ночи за балконными шторами. Чёрные тучи сжались, затянули небо, но лунный свет, упрямый и холодный, пробивался сквозь их толщу, словно высмеивал мою растерянность.

— Я… — первый звук сорвался хрипом, и мне пришлось собраться. — Мне… Думаю, мне нужно уйти.

Больше не касаясь взглядом лица художника, я поднялась с кровати, движением плеч поправила выбившуюся прядь волос и уверенным шагом, будто доказывая себе, что я еще держу ситуацию под контролем, направилась к балкону, намереваясь уйти тем же путём, каким пришла. На ходу схватила с кресла пальто, словно щит, который мог защитить меня от его взгляда.

Мгновенно подскочив за мной, Иден хватает меня за запястье, разворачивая к себе. Я чувствую, как его сильные пальцы сжимают мою кожу, оставляя отпечатки и оттеняя боль. Но вместе с этой болью приходит сумасшедший порыв адреналина, который пронизывает мое тело, даруя мне нечеловеческую силу и решимость.

Я подняла глаза: в полумраке его скулы заострились, как вырубленные из камня, напряжение проступило в каждом движении. Наши взгляды встретились, и мы попытались передать через них свои решения, скрывая их за льдом и настороженностью.

Он — предупреждение.

Он — тот самый ответ, к которому я стремилась.

И я обязана доказать себе, что сильнее его, что не позволю загнать себя в эту игру, смертельную и запутанную, где почти невозможно выиграть.

Иден дернул меня в свою сторону за запястье, я налетаю на него с внезапной яростью. Мои мышцы напряжены, а сердце бьется сумасшедшим темпом, готовое взрываться. Через мгновение моя рука уже витает в воздухе, направляясь к его лицу. Однако вместо того, чтобы ударить, я чувствую, как его свободная рука мастерски перехватывает этот жест, и в следующую секунду его губы обрушиваются на мои.

Миг нереальности окутывает меня, я не верю своим чувствам. Пальто с шелестом упало на паркет, как последний барьер между нами. Его поцелуй был вызовом — наглым, властным, словно ультиматум. В нём не было нежности, лишь уверенность в победе.

Молчаливый приказ замолчать, подчиниться, сдаться.

Я замерла, оглушённая этим натиском. Воздух в лёгких вспыхнул огнём, а разум померк. Электричество пробежало по телу, заставив забыть гнев и страх. Вместо этого проснулось нечто