Хризолит и Бирюза - Мария Озера

Я лежала на кровати, закрыв глаза и делая вид, будто сплю, но за стеной слышались звуки, которые я узнала бы из тысячи: возвращение Нивара. Его уверенные шаги мерили пространство соседней комнаты, словно он обводил невидимую карту в своей голове, выравнивая каждый угол и каждый изгиб. Лёгкий скрип ящиков, которые он открывал, отдавался эхом, словно тихая музыка — размеренная, сосредоточенная. Нивар что-то искал.

Потом наступает миг, когда звуки его шагов затихают напротив нашей смежной двери. Казалось, он затаил дыхание, стоя перед ней. Я представила, как он стоит в полутьме, прислушиваясь не только к звукам моей комнаты, но и к своим собственным мыслям.

Дверь очень медленно открывается, скипа совершенно нет, но я слышу шуршание его рубашки, которая выдает его с головой. Мое лицо повернуто в сторону окна, откуда лунный луч делит надвое мою голову. Ощущение было таким, будто сила луны каким-то образом влияла на меня, разделяя мое сознание на две части, будто два разных «я» сражаются внутри меня, борясь за преобладание надо мной.

Нивар подошёл к кровати, не заслоняя свет луны. Я ясно чувствовала его взгляд — пронизывающий и внимательный. Он словно разглядывал не тело, а душу, перелистывая страницы моей сущности, где запечатлелись тайные раны, несбывшиеся мечты и безмолвные страхи.

Я ощутила, как он опустился на корточки рядом с моей кроватью; его колено предательски щёлкнуло в тишине, выдавая усталость, которую он так старательно скрывал. Не представляю, как тяжело ему это далось. Окольцованная рука Нивара осторожно потянулась к моему лицу. Кончиком пальца он едва коснулся моей скулы, убирая непослушную прядь волос, упавшую на глаза, когда я поворачивалась к окну. Его прикосновение было не просто нежным — оно казалось признанием в том, что он боится потерять меня даже во сне.

Я сдерживала улыбку, внутри всё дрожало. Хотелось прижаться, обнять, сказать: я не уйду, я останусь, я твоя. Хотелось, чтобы он почувствовал, что рядом с ним я не в опасности — потому что он и есть мой щит. Его дыхание касалось моей кожи, тёплое, ровное, и в нём не было ни гнева, ни расчёта — только близость, которую он, казалось, стыдился, но не мог подавить.

— Моя дорогая Офелия, — прошептал он, и в этом шёпоте слышалась почти молитва. — Мне так сильно хочется обладать тобой, что я не могу позволить себе делить тебя с кем-то ещё. Каждый раз, когда я касаюсь тебя… когда ты обнимаешь меня так, словно я последнее, что у тебя есть, — я схожу с ума.

Его голос сладкой трелью звучит у меня над ухом. Я вслушивалась в каждую интонацию, старалась прочувствовать каждое слово, каждую эмоцию, что он обычно скрывал за холодной маской. И сейчас, в полутьме, этот человек, всегда казавшийся несгибаемым, вдруг обнажил свою уязвимость. Она делала его не слабее, а опасно притягательнее.

Сумрак комнаты сгущался, и казалось, что слова ожили — невидимые, но осязаемые, они кружили между нами, наполняя воздух тяжестью признания, оттенённого болью.

— Когда ты далеко от меня — ты в опасности, — Нивар опустил губы к моему лбу и поцеловал его с таким трепетом, что сердце моё дрогнуло. — Когда ты рядом со мной — ты всё ещё в опасности. — Его поцелуй коснулся кончика моего носа. — Но я схожу с ума, когда не могу растворить тебя в себе.

Я никогда прежде не слышала подобных признаний от него. До этой минуты я и представить не могла, что скрывается внутри этого холодного, неприступного мужчины. Это была жестокая насмешка? Или же в этих словах звучала его правда — простая и страшная? Почему наша история вспыхнула так внезапно, почему она продолжалась столь странным, запутанным образом?

Я почувствовала его дыхание на своих губах. Горячее. Неровное. Он не двигался дальше. Ждал. Или боялся. А я больше не могла терпеть. Не его страдания. Не молчание. Не эту вечную игру в прятки между сердцем и разумом.

Я резко распахнула глаза.

Он дёрнулся — всего на миг, удивление мелькнуло в его взгляде, как тень, но тут же исчезло. Я потянулась вперёд, поймала его губы своими и обвила шею руками, приподнимаясь с подушки. Он не отстранился. Не замедлил. Он ответил мгновенно — жадно, крепко, будто боялся, что я передумаю. Его руки обхватили меня, не грубо, но с такой силой, будто хотел втянуть внутрь себя, как он и сказал. Но в этом поцелуе не было похоти. Не было власти. Не было игры.

Была… любовь?

Я растворилась в этой внезапной близости, в ее неосязаемой магии, что связывала нас вопреки здравому смыслу. Сердце стучало так быстро, что его гул заглушал тревоги и страхи. Лицо Нивара казалось уставшим и непривычно уязвимым, его длинные ресницы дрожали, когда он опустил голову, словно желая исчезнуть в этом мгновении, где существовали только мы двое.

Поцелуй был медленным, осторожным, будто он боялся спугнуть мои чувства. Его губы двигались неторопливо, изучающе, словно пытался запечатлеть этот миг, сделать его вечным. В каждом движении таилась нежность и скрытая мука — словно это было не только желание, но и обет.

Граф скользнул ладонью по шелку на моей талии, притянув к себе на край кровати, куда осторожно приподнялся. Его руки были сильны, но не властны; они будто не держали меня — охраняли. Он разорвал поцелуй и уткнулся лицом в мои волосы, вдыхая их запах. Я почувствовала, как он сжимает меня чуть крепче.

В этот момент весь мир исчез, оставив нас в пугающе интимной тишине. Снаружи что-то потрескивало — может быть, половицы или пламя свечи — но эти звуки казались далекими.

Нивар лег рядом, притянул меня ближе, и я устроила голову на его груди. Его ровное дыхание, мерный стук сердца и тепло тела окутали меня, как тяжелый плащ, даря чувство безопасности, которое я не знала раньше. Казалось, если этот миг растянется хоть на вечность, я приму его судьбу со всеми шрамами и тенями.

— Ты исчез на полгода, — прошептала я, играя кончиками пальцев с пуговицей его рубашки. Слова вырвались сами, будто давно ждали этого момента — когда между нами больше не будет лжи, только дрожь прикосновений и правда, спрятанная в паузах. Мой шёпот коснулся его груди, как поцелуй, но в нём уже звенела тревога.

Его сердце отозвалось — резко, громко, как будто впервые за всё время он не мог его контролировать.