Хризолит и Бирюза - Мария Озера

попала, услышав данную информацию. Ночью эта информация, что частично поведал мне Нивар, звучала как нечто эфемерное, неосязаемое, практически невозможное, но сейчас, среди белого дня, сказанное мне в лицо, равнялось по меньшей мере удару под дых.

Мой дед. Дедушка.

Это действительно моя фамилия. Хаасбрандт. Иден знал о ней. Он уже знал обо мне. Именно поэтому он спросил о моей фамилии той ночью на крыше клуба. Своей реакцией я лишь подтвердила его догадки.

— Лазар Герцверд расстрелял всю королевскую семью. Твой дед с маленькой дочкой на руках бежал, прося убежища в Ренарне, — Нивар перекинул ногу на ногу. — Некоторое время они прятались, а спустя годы, когда всё, казалось, утихло, Виктор начал активную политическую деятельность в поддержку правящей семьи Ренарна — фон Бентхайм. Больницы, увеличение бюджетных мест в университетах Верхнего города, школа в Нижнем — всё это его заслуга.

Пустота и гордость одновременно сжимали меня изнутри. Я смотрела на Нивара и не могла поверить ни слову. Граф уловил мой взгляд, и я словно ощутила сжатие в его груди. Он смотрел на меня глазами, полными боли и сочувствия, будто молча извиняясь за то, что рассказывает.

Хотя, благодаря Николасу и Лоренцу некоторые моменты я уже знала.

— Но как только в Вирдумларе узнали об этом, начали подсылать наёмников и предателей, чтобы добить Хаасбрандтов. Всё было тщетно, — продолжил он, следя за моей реакцией, проверяя мою стойкость. Я держалась, хотя сердце билось так, что, казалось, вот-вот вырвется из груди. Нивар налил воды в стакан и протянул мне. Я выпила мгновенно.

— Тогда они устроили давку на известных гуляниях, а затем последовали гонения, убедив народ в виновности Хаасбрандтов. Поместье подожгли. Виктор погиб, помогая Ровене выбраться из огня, а она бежала в Нижний город, где её укрыл Теодор Циммермах — тому Виктор некогда помог сохранить учёную степень после антиполитических высказываний и устроил директором школы.

— А зачем им выслеживать меня спустя столько лет? — спросила я, ощущая, как сердце сжимается ещё сильнее.

— Чтобы не осталось никого, кто даже ради мести за род смог бы поднять восстание против новых правителей.

— После всей этой информации у меня складывается впечатление, что даже изнасилование Ровены возле работы не было случайным, — вмешалась Жизель, опуская столовые приборы. — Это произошло в период, когда твоя мать активно занималась благотворительными работами в школе и церкви Нижнего города.

Все кусочки головоломки, над которой я долго ломала голову, вдруг встали на свои места. Мои внутренние пазлы соединились.

— Ты знала, что моя мать из Хаасбрандтов? — я устремила на Жизель пронзительный взгляд. Женщина выдержала его с достоинством.

— Я узнала об этом несколько месяцев назад, когда граф Волконский проводил расследование, как думалось, его покушения, — женщина тяжело выдохнула и потерла между собой изящные ладони. — У меня долго в голове пытался уложиться тот факт, что твоя мать — спасшийся в пожаре ребенок Хаасбрандтов.

Сложно было доверять ей после стольких лет лжи, но слова звучали искренне. Это я не могла отрицать, как бы ни пыталась.

— Они будто хотели расправиться со мной так же, как с моей матерью, — вдруг осознала я, и мысль легла на всю историю, словно она соединяла каждую её часть в одно целое.

События той страшной ночи, когда я впервые убила человека, мимолетно пронеслись в моей голове и даже не задержались, к моему облегчению. Но они оставили дрожь в моих руках — дрожь, которая от того момента не покидала меня. Я, действуя тогда лишь на одних инстинктах, примирилась с этим и оправдала свои действия в своем разуме. Теперь моя жизнь разделилась на «до» и «после» — две отдельные эпохи, проходящие одна за другой. Мои дни пронизаны страхом, ведь я понимаю, что убийство навсегда останется на моей совести. Я стараюсь держаться на изгибе тонкой черты между нормальностью и безумием. Но каждый раз, когда вижу свои дрожащие руки, я понимаю, что что-то внутри меня испорчено навсегда.

Та ночь стала черным пятном на моей душе, которое никогда не изгладится. Я не могу отпустить прошлое и жить спокойно. Это событие продолжает преследовать меня, как тень, все время напоминая о том, что я сделала.

Нивар взял мою ладонь в свою руку, заметив окружившую меня тьму воспоминаний. На нем тоже жалким отпечатком оставила след та ночь. Сколько еще лет должно пройти, чтобы его нога окончательно восстановилась?

А его душа?

— Жизель… — я обратилась не к хозяйке борделя, не к обманщице, скрывавшей половину жизни правду, а к женщине, которая воспитала меня и заботилась, насколько могла. Она подняла взгляд на меня. — Ты вышла замуж за кузена императора… ты же не можешь быть просто…

Рука Нивара сжала мою сильнее, не давая закончить фразу, глаза его полыхали тревогой. Жизель же посмотрела на графа снисходительно, словно понимая его волнения.

Мгновение растянулось. Воздух был пропитан напряжением и нерешительностью — они оба не знали, что делать дальше. Моя рука оставалась в крепком сжатии Нивара, словно через это касание передавались все эмоции и чувства. Он пытался скрыть тревогу, но глаза выдали настоящую панику.

Я никогда прежде не видела его таким.

— Я — дочь короля Хайвена. Принцесса Жизелинна Летиция дез’Ален, вторая в очереди на наследие престола.

Глава XLVI

Внезапно настигла тошнота, словно темный затуманенный вихрь, который невозможно предвидеть или предугадать. Меня охватило чувство неприязни, которое медленно, но неумолимо проникало в каждую клетку моего тела. Началась борьба с неведомым врагом, который ничем не обосновывался, но зато сильно и подло подкосил мои силы.

В мгновение ока все здоровье и энергия, казавшиеся мне несколькими мгновениями назад само собой разумеющимися, рассеялись, как будто насмешливо наклевано неизбежной судьбой. В этот момент я поняла, что меня окружает некая непомерная слабость, от которой нет места спрятаться или уйти. Это был момент, когда тело и душа сталкивались с непредвиденным испытанием, которого я никак не ожидала.

Нивар поспешил придвинуться ко мне, сразу заметив мое позеленевшее лицо, но я остановила его рукой. Рукой, где раньше была уверенность и сила. Она замерла в бессильном жесте, словно попала в ледяную глыбу. В этот миг мне стало ясно, что даже самые простые действия, которые обычно выполняются как по команде, сейчас кажутся непосильными из-за неопределенности и растерянности, охвативших меня.

Я не хотела находиться здесь.

Она все время врала. Врала даже тогда, когда говорила правду. Она была мастером в обмане. Слова ее текли, как река лжи всю мою жизнь, но иногда, среди этого бурного потока,