Летний сад - Полина Саймонс

просыпалась, обливаясь потом, крича, видя во сне картину, от которой не могла избавиться даже при дневном свете, – ее муж, ее Александр, стоит, как черный рыцарь, глядя прямо на нее немигающим взглядом, направляя сорок пятый калибр прямо ей в лицо… и стреляет. Оглушительный грохот того выстрела отдавался в сердце Татьяны.

Ей нужна была почти целая бутылка шампанского, прежде чем она могла позволить ему снова до нее дотронуться. После болезненного и не доставлявшего радости совокупления она лежала в его руках, и спиртное делало ее слабой и легкомысленной.

– Татьяша, – шептал он, – ты ведь знаешь, правда, что если бы не было женщин, любивших своих мужчин, как ты, солдаты, вернувшиеся с войны, все стали бы похожи на Дадли. Изгоями, больными, совершенно одинокими, неспособными нормально общаться с другими людьми, полными ненависти и все равно желающими то, что они ненавидят.

– Ты хочешь сказать, что и ты был таким, когда вернулся?

– Да, – ответил он, закрывая глаза. – Вроде того.

Она заплакала:

– Да ты и до сих пор такой, как будто война все еще рядом.

– Ну да, я притворяюсь мирным гражданином. Что ты мне говорила в Берлине под той липой? «Живи так, словно у тебя есть вера, и вера придет к тебе». Вот я и пытаюсь делать именно это.

– Но как ты мог стрелять в него, когда я была в нескольких дюймах? И стрелять левой рукой… Боже! Ты же получил сертификат снайпера за стрельбу правой, солдат! Ты же не умеешь стрелять левой!

– Ну…

– А если бы ты промахнулся?

– Я не промахнулся.

– Я спрашиваю – а вдруг?

– Слишком многое стояло на кону. Я старался не промахнуться. Но, Таня, ты ведь доверилась мне. Ты знала, во что ввязываешься. Кто лучше тебя знает, что я собой представляю?

Он внезапно отпустил ее и отодвинулся.

– Что? – спросила она, протягивая к нему руку. – Что?

Он оттолкнул ее ладонь.

– Перестань говорить со мной. Я слишком отчетливо слышу тебя всеми порами кожи. Ты так враждебна… Я знаю, о чем ты думаешь.

– Нет, не знаешь. И что же?

– Это потому, что я забыл, что такое ты, как ты видишь то, что я привел в наш дом, – холодно ответил Александр. – Разве ты не это подразумевала?

И в их супружеской кровати, под белым одеялом, Татьяна снова придвинула его к себе, крепко обняла, прижала к своему сердцу, к груди.

– Я совсем не это думала, милый. Разве я когда-то ожидала от тебя совершенства? Ты сам добился всего, и ты стараешься делать все как можно лучше. Ты исправляешь все, что можешь, движешься вперед, надеешься, что можешь учиться. Такая борьба не закончится просто потому, что ты знаешь направление. Пока что это только начало.

– Значит, ты именно так думаешь? А что насчет слов Дадли? – Александр содрогнулся, его кулаки сжались. – Насчет того, чем он угрожал?

Татьяна покачала головой.

– Тсс… Нет. Он говорил то, что, как он знал, сильнее всего тебя заденет, – он ведь объявил тебе войну. Он оскорблял самое святое для тебя, унижал это, чтобы оскорбить тебя, нас. Я кое-что знаю о таком. И ты тоже – Стив это проделывал три года. – Она помолчала. – Но я не об этом думаю. Я на этот раз думаю о себе, не о тебе, – сказала она наконец. – И о том, что однажды сказала мне Бланка Давидовна. Мне хочется, чтобы она никогда такого не говорила. Мне хочется не знать. Я спасла ее из горящего дома, и вот такую благодарность получила. Она сказала: «У Бога есть план насчет каждого из нас. И все это в твоей чайной чашке, Таня, – и венец, и крест».

– Да… И мой отец говорил мне – таков мой план насчет тебя, сынок. Я отвезу тебя в Советский Союз, потому что хочу сделать из тебя такого человека, каким тебе предназначено быть. Так что все, что мы с тобой делали, пусть даже это было слишком тяжко для нас, происходило вопреки нашей судьбе. И поверь мне, мы еще не закончили. Потому что, несмотря на все усилия Дадли, наша жизнь продолжается.

Второй промежуточный эпизод. Пиковая дама

Пиковая дама означает тайную недоброжелательность.

А. Пушкин

Кузина Марина

Мама, слава богу, снова уехала в Ленинград, а в Лугу явилась Марина.

Измученная мама никогда не обращала внимания на Татьяну, а кузина Марина, которая обычно не спускала с нее глаз, на этот раз приклеилась к Сайке. Татьяна пряталась за деревьями с Олегом, наблюдая, как девочки смеются и болтают. Марина была смуглой, коротко стриженной круглой девочкой с круглыми глазами, круглыми руками, круглыми бедрами, круглыми родинками по всему телу.

– Ты можешь поверить в то, что происходит в Абиссинии, Таня?

Ох, Олег… А ты можешь поверить в то, что происходит у тебя под носом? Моя собственная родня Марина предпочла играть не со мной!

– А что японцы творят в Нанкине, просто бесстыдно! Кто-нибудь вообще намерен их остановить?

Бесстыдным было то, как Сайка захватила внимание Марины. Кто-нибудь намерен остановить ее?

– Кто-то должен предъявить Чемберлену ультиматум. Моя страна сейчас или твоя страна через год.

Кто-то должен предъявить ультиматум Марине. Играй со мной, или потом пожалеешь.

Паша сел на Татьяну, прижал к земле ее руки, ткнулся в нее подбородком и пропел:

– Таня завидует, Таня завидует!

Татьяна столкнула его и сама прижала его к земле, напевая в ответ:

– Паша глупый, Паша глупый!

Но теперь именно Марина сидела под деревьями, и Марина плавала в реке и ходила в луга, чтобы жевать клевер. Как будто Марина вообще знала, как есть клевер, пока Татьяна ее не научила! Ну и наглость!

Сайка и Марина шептались и хихикали; у них появились свои секреты, они были полны юношеских наслаждений. Они лежали в траве, задрав ноги на стволы деревьев, а мальчики играли в футбол с Таней. До того как приехала Марина, Сайка появлялась под окном Татьяны утром, в полдень и вечером, звала пойти куда-нибудь, чем-нибудь заняться. И хуже того, делиться тайнами, полуночными откровениями под деревьями. Татьяна ничего не открывала, но это не останавливало Сайку, которая пыталась выведать у Татьяны что-то такое, что Татьяну совершенно не интересовало. Так что, с одной стороны, Татьяна была благодарна за то, что кто-то наконец отвлек от нее внимание Сайки, но, с другой стороны, это же была ее Маринка! В общем, есть и проигрыш, и выигрыш, если есть.

Поскольку Сайка была занята, Олег снова стал разговаривать с Татьяной – тоже