Сорванная свадьба. Люблю тебя до неба! - Виктория Борисовна Волкова

Сашка бросает на меня напряженный взгляд, а Мишка подбегает, как молодой жеребенок.

– Пап, мы не хотим… Ты же обещал! – заглядывает в лицо. И мордашка сразу становится такая печальная, что меня до костей пробирает.

Обнимаю сына. Сжимаю небольно худое плечико и выдыхаю резко.

– Я же и говорю, посмотрим.

Сразу же перевожу разговор на другую тему.

– Я договорился, оперировать тебя будут в Москве, Ксю. Санавиацией доставят…

– А эта… твоя… отказалась, что ли? – усмехается криво жена. Каждое слово выплевывает презрительно. – Вроде она должна была. Я слышала фамилию. Валдаева.

Так и хочется встряхнуть. Уточнить подробности. Откуда ты, бл.дь, знаешь Ленкину фамилию? Что еще тебе известно? И кто тебя снабжает информацией?

Хотя тут и так все ясно. Мои сестра и мать не умеют держать языки за зубами. Машут ими как помелом!

- Корону сними, Ксю, - цежу, ощерившись. – Тебе до Елены Васильевны как до неба. Давай, повежливей разговаривай. Имей уважение. Она – доктор наук и профессор. А у тебя за плечами – средняя школа. Очень средняя…

- Зато я – жена генерала, - не унимается моя нелюбимая.

- Пока жена генерала, - роняю порывисто. – Жена, как и муж, - понятия временные. Намек понят? – гляжу в упор.

– Ой, а медсестры говорили, что сама Валдаева будет. И как мне повезло, - сдувается словно проколотый шарик Оксана.

– Нет, перепутали, – обрываю холодно. – В Москве. Профессор какой-то… Но, если они для тебя авторитет, – пожимаю плечами и поворачиваюсь к сыновьям. Мишка играет какой-то замысловатой игрушкой. Разбирает машинку, складывает как-то по-новому и получает динозавра. А Сашка, старшенький наш, якорь бесценный… Греет уши.

Да что уж… Разговор получается интересным. Я бы сам послушал, если б лично меня не касалось.

– Сань, сгоняй, проверь, пожалуйста. Кажется, я машину не закрыл, – даю ему ключи.

– Я с тобой, – подрывается с места Мишка.

И как только сыновья выходят, подхожу к окну. Смотрю на тачку, припаркованную невдалеке от главного входа. Брелок бы отсюда добил, сто пудов. Но мне наедине надо с Оксаной перетереть.

– Что ты бесишься, не пойму, - закатывает глаза Оксана. - Говорили, твоя любовь великая должна оперировать.

Томно откидывается на подушках. Даже глаза прикрывает. Актриса, блин…

– Она тебе ничего не должна, – рыкаю глухо. – Тебе какая разница кто? Бабки я плачу. В Москве полно профессуры. Починят.

– А она, выходит, отказалась. Не барское это дело, – осклабившись, бросает жена. Всего лишь на краткий миг становится похожей на кикимору болотную.

– Перестань, Ксю, – роняю холодно и резко, а сам наблюдаю, как наши пацаны прут к машине. Вернее, Сашка идет, а Мишка рядом подпрыгивает.

– А что «перестань»? Что «перестань», Олег? – вскрикивает Оксана. Подскакивает с кровати. Еле успеваю поймать.

– Не дури, – подхватываю за плечи. – Хватит тут театр устраивать. Ты хоть о детях подумай…

– А что тут думать? Ты их забрал, – оседает она у меня в руках.

Удерживаю покрепче. Веду к постели.

– Давай ложись, – прошу небрежно.

– Так давать или ложиться? – хлопает глазками. Коза, бл.дь.

– Насточертели мне твои шуточки, – поправляю подушку. Приподнимаю одеяло. – Не позорься сама и меня не позорь. Это понятно? – цежу негромко. – И подумай хорошенько. Вспомни, при каких обстоятельствах мы оказались в одной койке…

– Ой, не пойму тебя что-то, Олеженька, – улыбается мне сладко Оксана. – Двадцать лет живем душа в душу…

– Подумай. Для своей же пользы, – предупреждаю, подавляя в груди лютое бешенство. – И все мне расскажи, Оксана. Иначе…

– Что «иначе»? – хлопает она глазами, как овца невинная, и добавляет со скорбью в голосе. – Я устала. Мне нужно поспать.

– Отдыхай, – припечатываю резко. – Даю тебе три дня на размышления. Потом поговорим…

– Детей мне верни и все скажу, – хватает она меня за рукав. – Где это видано, чтобы детей от матери отрывали? Да какой ты отец?! Ты их растил, воспитывал, что ли?

– Пить надо меньше, – роняю, направляясь к двери. – Ты, кажись, совсем охренела, мать.

– А ты? – сжав кулаки, снова подрывается с кровати. – Ты гулял всю жизнь! Думал об этой… своей! – подбежав ко мне, пытается ударить.

Перехватываю занесенный кулак. Мягко фиксирую и снова отвожу в постель.

– Не позорься, Оксана Петровна, – прошу тихо. – Хватит. Ты и так накосячила. Жена генерала, твою ж мать. Думала, я не узнаю? – сверлю взглядом. Открутил бы голову, честное слово.

Только это вряд ли поможет!

– О чем ты? – выдыхает жена, оседая на постель. – Я тебя не понимаю, Олежка.

– Что я должен спросить у Трехглазого? И откуда ты вообще его знаешь?

– А кто это? – смотрит на меня изумленно жена. – О чем ты?

– Ты сама прошлой ночью меня просила, – слегка давлю на плечо, заставляя лечь.

– Так я, наверное, бредила, милый, – ласково блеет Оксана и повторяет жалостливо. – Устала я, Олежек. Очень устала.

– Отдыхай, – накрыв одеялом, выглядываю за дверь. Зову сиделку, что-то читающую около сестринского поста. И прошу. – Пожалуйста, проследите, чтобы Оксана Петровна не вставала.

– Да как же можно? Нельзя! – поднимает она на меня голубые выцветшие глаза. – Постельный режим. Она же только после операции. Последствия непредсказуемые…

– Вот и следите, – бросаю резко. – Давай без глупостей, – строго обращаюсь к Оксане. И дождавшись лифта, спускаюсь вниз, вне себя от бешенства.

Оксана уже включила заднюю. Хрен что выпытаешь. Придется искать Трехглазого и спрашивать с пристрастием.

Глава 15

– Пап, а ты нас не вернешь к маме? – тревожно интересуется Мишка.

– Нет, – ловлю напряженный взгляд Сашки. – Вы же не багаж, который забыли на станции. Вы решили переехать ко мне. Взрослые осознанные люди. И я согласился.

– А мама? – уточняет мой старший.

– Что мама? Пока ей явно не до вас. А со временем я разрулю, – успокаиваю обоих спиногрызов и по дороге к парковке отправляю новые задания подчиненным.

Кто такой Касаткин этот? Ленкин любовник?

Память услужливо,