Сорванная свадьба. Люблю тебя до неба! - Виктория Борисовна Волкова

Розыгрыш? Наверняка. Поздравляю, дорогая! Но меня на такие дешевые трюки купить трудно.

Опустив голову, поднимаюсь в беседку к старшему сыну . А самого душит смех.

Спасибо, дорогая, повеселила!

Ты думаешь, Лена, меня можно пронять слащавыми поцелуйчиками? Актриса из тебя никакая, дорогая моя. Может, доктор ты и отличный, а вот актерскими талантами тебя господь обделил. Лысую плесень – тем более.

Но я тебя понимаю, девочка! Понимаю…

Дров мы с тобой наломали будь здоров. И ты, и я. Я на тебя долго обижался. От горя весь черный стал. А потом попустило. И самому на сердце стало легче.

Да и что ты тогда поделать могла? Чем бы помогла? Может, и правильно, что сбежала. Только замуж за Валдаева зря выскочила.

Но что сейчас старые обидки вспоминать? Важнее докопаться до истины и представить тебе доказательства моей невиновности. Что это было, я не знаю… Опоили меня, Оксана сказала. Вот с этого бока и зайдем.

– Ешьте быстрее, у меня дела, – велю сыновьям, старательно пытаюсь скрыть эмоции. Зачерпываю ложкой душистый наваристый борщ и с ума схожу от аромата.

– Пап, а откуда ты тетю Лену знаешь? – интересуется Сашка.

Простой вопрос заставляет меня на мгновение замереть. Сын так пристально на меня смотрит, что где-то в душе екает. Пацан весь в меня. Наверняка заметил, как я напрягся, стоило только о Лене заговорить.

Внезапно, бл.дь!

– Она тоже из Вербного, мыслитель, – усмехаюсь криво. – Наши семьи дружили, мы в одной школе учились…

– В одном классе? – подключается к допросу Мишка.

– Нет, я на год старше, – бросаю отрывисто и пытаюсь сосредоточить внимание на борще.

– С тетей Катей она училась, – фыркает Сашка. – Вот ты баклан, Миш. Два плюс два сложить не можешь.

Действительно, с моей сестрой в одном классе.

Но когда я протрезвел после свадьбы, Катька со мной не пожелала разговаривать.

– Ты – вонючий козел, – заявила поморщившись. – А я тебя за нормального держала.

– Извини, не оправдал твоих надежд, – бросил я тогда. И больше мы никогда к разговорам о Лене не возвращались.

«Может, сейчас настало время поговорить с дорогой сестрой?» – кладу поверх черного бородинского хлеба кусочек сала. Да еще сверху горчицей мажу. Откусываю, и внутри все горит от горечи, притупляя пожар ярости и предательства.

– Как такое можно есть? – насмешливо тянет Сашка.

– А ты попробуй! – сооружаю ему армейский бутер. А то не дай бог, мой старшенький мажором вырастет.

Латте на кокосовом, лавандовый раф и прочая хрень.

– А вкусно, пап! – восторженно восклицает сын.

– И борщецом заедай, – приговариваю я и сооружаю бутер для Мишки. Только горчицу сверху не кладу. Рано ему еще острое есть.

– Вкусно, вкусно, – поддакивает мелкий. Но половину бутера оставляет. И его моментально подмахивает Санек.

Постоянно голодный, будто его дома не кормят!

Это возраст такой. Себя помню. Особенно в училище постоянно жрать хотелось. Но тогда этот голод воспринимался как что-то постоянное. Впереди была вся жизнь, и грудь распирало от радости. Дома меня ждала Лена. Старательно готовилась к свадьбе. Слала мне на почту фотки каких-то туфель с выставки и прочую хрень.

И я как последний счастливый дурак обсуждал с невестой эти самые туфли, фату, платье и голубей, которых мы обязательно должны выпустить в небо сразу после ЗАГСа.

Вот только в ЗАГС я пошел с Оксаной. Вернее, меня привели – бухого в дупель. Заставили расписаться. Батя тогда сказал, что большего позора он не испытывал ни разу в жизни. А мама призналась, что ей сейчас хуже, чем в день смерти родителей.

Родственники от меня отвернулись. И я остался один на один с беременной чужой бабой и направлением на Крайний Север. Ну и понеслось. Завертелось. Служба, командировки, горячие точки. Потом что-то менять времени не было.

– Папа, а мы с Лешей договорились встретиться и поиграть, – заявляет Мишаня, когда приносят второе. Куриные котлетки и жареную картошку.

Сашка ест все без разбора. Вот же хлеборезка ходячая!

А у меня кусок в горле застревает.

– Что? – внимательно смотрю на младшенького.

– Мы с Лехой хотим поиграть мечами «Инфинити надо», – тараторит сын. А я ни слова не понимаю, что он говорит.

– Какими мечами? Где?

– Они такие классные! С волчками! Светятся и пуляются. Чей дальше улетит…

– Впервые слышу. Потом покажешь, ладно? – прошу сына.

– Так ты же мне подарил! – недоуменно хлопает глазами Мишка. А я, поперхнувшись, пытаюсь откашляться.

– Да я тебе много чего дарил! Вертолетик где с дистанционным управлением?

– Я его у мамы оставил. Надо забрать и взять к Лехе. Мы с ним… – загораются у сына глаза.

«Похоже, там дружба не разлей вода, а я и не в курсе», – устало тру башку. И понять не могу, зачем наши матери свели пацанов? На кой хрен им это?

– Пап, ну что? – ноет Мишка. Мелкий еще. Может, зря я его от мамки оторвал?

– Хорошо, – пожимаю плечами. – Позвоним Лене, договоримся…

– Да? – недоверчиво смотрит на меня младший сын. – Правда? Вот здорово!

– Только ешь давай, – роняю довольно. И натыкаюсь на настороженный взгляд Сашки.

– У тебя, правда, есть телефон тети Лены?

– Даже два, – хвастаюсь, как трофеями. – Служебный и личный. А что?

– Да я даже не подозревал, что вы контачите. Она противная такая. Запретила мне с Майкой дружить. Говорит, даже не подходи близко.

– Может, сама девочка с тобой не захотела общаться и через маму передала, – выдвигаю совершенно нереальную версию. Обычно молодежь разбирается сама и в поддержке олдов не нуждается.

– Нет, и Майка, и Алиса, это ее сестра близняшка, обе в шоке. Говорят, мама раньше ни с кем так резко не разговаривала.

Кусок застревает в горле. В висках бьют барабаны. Ленка ни разу не стерва. Не стала бы на моем ребенке отыгрываться. Только в одном случае она могла встать в позу и все запретить. Только в одном, самом фантастическом и простом одновременно.

А что если…

Глава 18

На службе снова зарываюсь в бумажки. Читаю отчеты и аналитические записки, а